Деревянные пушки Китая - Алексей Волынец

Как видим, русский анархист не избежал модного увлечения призраком «жёлтой опасности». Но его мысли любопытны, а главное, хорошо отражают настроения широких слоёв российской интеллигенции тех лет. Хотя подготовка к возможному конфликту с Китаем была русской общественностью не замечена, но начнись в реальности большая война против дальневосточного соседа, – она тут же стала бы в России непопулярна, в отличие от недавних битв на Балканах.

Характерные отклики российских обывателей на возможную войну с Китаем зафиксировал популярный писатель и журналист Всеволод Крестовский, летом 1880 года как раз плывший из Одессы во Владивосток, чтобы на случай возможного конфликта стать официальным историографом при Тихоокеанской эскадре адмирала Лесовского. Крестовский, например, описывает такую сценку в Сингапуре:

«Неожиданно застаём нескольких пассажиров, возвращающихся из Приморской области и Уссурийского края в Россию. Познакомились, разумеется.

– Что нового? – спрашиваем.

– Да ничего, – отвечают. – Всё благополучно. Это у вас надо спрашивать про новости-то. Вы, так сказать, у источника.

– Да мы пока ничего ещё не знаем.

– Ну, а мы и того менее.

– Однако, что же китайцы? На границе-то как?

– Да никак, по-старому. Перемены никакой не заметно.

– К войне готовятся?

– Кто это? Китайцы-то?.. Зачем? Никакой войны не будет, вот посмотрите, всё обойдется и так! Ни им, ни нам воевать там пока не сподручно, да и расчёта нет. Или разве от скуки в Петербурге сочинят войну?»

Всеволод Крестовский описывает и любопытную сцену, разыгравшуюся в августе 1880 года в туземной части Шанхая, – журналист, направлявшийся воевать с Китаем, не преминул заглянуть на территорию потенциального противника:

«Все сразу узнали, что я русский, и потому в бродившей за мною толпе любопытных не было недостатка. В двух лавках обратились ко мне через переводчика с расспросами, точно ли мы намерены воевать с ними и за что именно. Я отвечал, что нам насчёт войны ничего не известно, равно как и о том, существуют ли к ней какие-либо поводы: это-де дело разумения высших властей, а не наше. Мне отвечали на это, что в Шанхае недавно появилась брошюра какого-то пекинского цензора общественных нравов (называли и имя, да позабыл), в которой он взвешивает шансы войны и мира с Россией и склоняется в пользу войны, взывая к патриотизму нации.

– Ну что ж, если быть войне, то будем воевать, а пока мы в мире, я буду у вас покупать, а вы мне продавайте, – отвечал я на это в шутливом тоне, и китайские купцы очень любезно соглашались со мной. Но вообще я ни в ком и ни в чем не заметил ни малейшей по отношению к себе враждебности, хотя и провёл в китайском городе почти целый день и за мной постоянно ходила толпа простонародных зевак…»

Пока в Петербурге откровенно опасались столкновения с Китаем, ровно те же, если не большие, страхи испытывали и в Пекине – несмотря на всплеск патриотизма, большая война с северо-западным соседом пугала и маньчжурских аристократов, и китайских чиновников.

Ещё в июле 1880 года по приглашению пекинского правительства в столицу империи Цин прибыл генерал Чарльз Гордон. К тому времени гроза тайпинов и бывший командующий «Всегда побеждающей армией» успел поучаствовать в Крымской войне, побывать британским консулом на Дунае и даже завоевать Судан для египетского хедива. Власти империи Цин пригласили Гордона, имевшего чин генерала китайской армии, в качестве эксперта по обороне Маньчжурии и Пекина – английский авантюрист считался у маньчжурских аристократов бесспорным военным авторитетом.

Но это приглашение сыграло с китайскими верхами злую шутку. Имея опыт войны как против русских, так и против китайцев, Гордон – между прочим, раненный при осаде Севастополя – не сомневался, что при прочих равных условиях войска Российской империи куда сильнее маньчжуро-китайских «знамённых» солдат. К осени 1880 года приглашённый эксперт нарисовал для маньчжурских «принцев крови» почти апокалиптическую картину:

«Если вы начнёте войну, то сожгите пригороды Пекина, вывезите архивы и императора из Пекина, поместите их в центр страны и ведите партизанскую войну пять лет. Россия тогда не сможет победить вас…»

Совет в целом был логичный – в России как раз больше всего опасались затяжной войны и необходимости наступать в глубь многомиллионной страны. Однако на цинскую аристократию, хорошо помнившую бегство из Пекина в ходе последней «опиумной» войны, этот рецепт Гордона произвёл удручающее впечатление.

Но помимо чисто военных опасностей были ещё и внутренние причины, делавшие эту войну нежелательной для маньчжурской династии при любом её исходе. Номинальным главой цинского Китая тогда считался император Гуансюй, но ему едва исполнилось 10 лет. От имени мальчика правила его тётка, вдовствующая императрица Цы Си, умело игравшая на противоречиях различных кланов в цинской верхушке. По итогам «экспертизы» Гордона в сентябре 1880 года в Пекине собрался «Цзюньцзичу» (Военный совет, высший орган империи Цин) на котором именно императрица Цы Си сделала маньчжуро-китайской элите предложение, наглядно характеризующее внутреннее состояние этого государства.

Цы Си предложила, чтобы сторонники военного столкновения с Россией приняли на себя обязательство в случае поражения Китая возместить императорской казне все издержки войны, включая выплату возможной контрибуции. Военный совет утвердил это «предложение», мишенью которого были прежде всего лидеры двух самых влиятельных «генеральских кланов» – этнические китайцы Цзо Цзунтан и Ли Хунчжан.

Дело в том, что правящее Китаем маньчжурское меньшинство (безусловным лидером которого к тому времени являлась императрица Цы Си) к осени 1880 года осознало главное – этническим маньчжурам и их власти над Китаем угрожает любой исход этой войны. Негативные последствия поражения были очевидны. Затяжная война с Россией тоже не вела ни к чему хорошему для династии, лишь недавно оправившейся от тридцати лет внутренних и внешних потрясений. Но искушённая в интригах императрица Цы Си осознала и ту опасность, которая угрожала маньчжурской власти даже в случае гипотетической победы – чрезмерное усиление «генеральских кланов» Ли Хунчжана и Цзо Цзунтана, т. е. этнических китайцев.

Резкий рост влияния «ханьцев» в государственном аппарате и вооружённых силах империи Цин беспокоил маньчжур ещё со времён восстания тайпинов и образования частных армий китайских лоялистов. Маньчжурская верхушка под предводительством Цы Си решала эту проблему, разжигая противоречия и балансируя между китайскими группировками. Прежде всего между синьцзянским наместником Цзо Цзунтаном и столичным наместником Ли Хунчжаном, за каждым из которых стояли десятки генералов и многие тысячи солдат – по меркам того Китая, слишком опытных и хорошо вооружённых.