Глубина - Алма Катсу

Марк помнит из детской сказки, что ведьмы и демоны не могут переступить порог священного места.

Все это у тебя в голове, старина.

Но Марк точно знает, что это не так.

Он снова колотит в двери, снова дергает ручки, но никто по-прежнему не приходит ему на помощь. Отчаявшись, он ковыляет обратно в коридор. То, что несколько мгновений назад звучало по-человечески, теперь звучит жутко, угрожающе и оглушительно громко. Какофония невинности.

Пока сознание мечется в отчаянье и замешательстве, в голове Марка проносится безумная идея.

Может быть, Энни говорит правду. После всего пережитого за несколько дней история Энни – единственное, что имеет смысл.

Более того – возможно, она не единственный призрак.

В голову приходит новая мысль, и он оживает. Может быть, еще есть шанс на искупление. Это он виноват в смерти Лиллиан, он знал это всегда. Он жил с чувством вины и пытался заглушить его, женившись на Кэролайн. Он убил Лиллиан своим пренебрежением. Эта дубеса, морская ведьма, или как там ее называла Энни, возможно, и претендовала на Лиллиан, но судьба дала ему шанс спасти свою дочь. Что там говорила Энни… Морской ведьме нужны ее невинные дети? Ундина невинна, но будь он проклят, если море заявит на нее свои права.

Если утром все на службе, то, значит, в рубке и на мостике почти никого. На пути никто не встанет. Марк знает, что нужно сделать. Чтобы наконец покончить с этим проклятием. Чтобы покончить со всем этим.

Вот почему карта оказалась у него – важно, чтобы он знал, где находятся морские мины.

Снова поднявшись на ноги, Марк Флетчер направляется к мостику. И к своей судьбе.

Я сплю?

Энни пытается согнуть руку, напрягая мышцы. Она дергается на привязи, словно собака на цепи. Запястья обмотаны кожаным ремнем, другой конец привязан к металлической раме кровати. Она тянет с нарастающей яростью, но рама прикреплена к стене и не поддается.

Энни не помнит, как сюда попала. Не может вспомнить, на каком корабле находится. Время слилось воедино, ее жизни перетекают одна в другую. Она помнит чувство парения, когда ноги не касаются пола. Как она дрейфует по коридорам «Титаника», а не «Британника» – об этом свидетельствуют прекрасные декорации. Вокруг корабль во всей его красе – Энни видит людей, которых знала тогда, теперь мертвых и покинувших этот мир.

Они оборачиваются, когда она проплывает мимо, Уильям Стед, Бенджамин Гуггенхайм, Джон Джейкоб Астор. Оглядываясь назад, она жалеет их: такие самоуверенные мужчины, державшие лицо до самого конца. Если бы они знали, что им осталось жить всего несколько дней, что они изменили бы?

И тут появляется Кэролайн – ее милое личико, обращенное к ней, сияет искренней любовью. Ее любимая подруга. Боль пронзает грудь Энни. Душевная боль, мучительная и настоящая.

И теперь она видит себя со стороны, привязанную к кровати, с растрепанными волосами, похожими на птичье гнездо, с грязным лицом и полосами слез. Как она может это видеть? Потому что она не Энни. Сейчас она – Лиллиан.

Словно в ответ на внезапное осознание она ощущает легкость. Энни чувствует себя… свободной. Напряжение в запястьях ослабевает. Сначала почти незаметно, затем настолько, что девушка может освободить руки.

Она и в этом теле, и нет.

Энни садится, потирая запястья, и оглядывает комнату. Она видит свою одежду, разложенную для просушки, видит, что карта исчезла. И мгновенно понимает: ей даже не нужно догадываться, кто ее взял.

И что она должна сделать.

Она идет к мостику, будто не касаясь пола ногами. Забавно, но для большого корабля здесь удивительно тихо и пусто, как будто колдунья наложила на это королевство чары, сонное заклинание.

Она уже знает, что увидит на мостике. Все так и есть: Марк стоит за штурвалом, разглядывая карту в руках. На полу у его ног растянулись двое мужчин, которые оставались дежурить. Двое мужчин, которые тоже попали под чары и теперь спали. Или он причинил им вред?

Марк поднимает взгляд, когда она входит, но удивление и замешательство быстро сходят на нет. Она знает, что он видит не Энни, а Лиллиан. И не злую, мстительную Лиллиан, которую он предал, а прежнюю Лиллиан. Красивую и сияющую, без шрамов, с блестящими, высоко уложенными темными волосами, прекрасную, как рассвет.

Марк тянется к ее руке, его глаза широко раскрыты и полны слез.

– Это ты.

Она видит, как покраснели его глаза, – знает, что он выпил.

Знает, что он едва держится. Впрочем, она уже много раз видела его таким. Он всегда нуждался в ней. Нуждался в ее прощении.

Их пальцы переплетаются. Его – теплые и сильные, а ее кажутся слабыми, словно вода. Ей хотелось бы крепче прижаться к нему. Они вместе. Наконец. Наконец-то он видит.

– Я никогда не оставляла тебя, – говорит она, понимая, что это правда. – Ты всегда был главным, Марк. Ты – все, что имеет для меня значение. Ты же знаешь.

Энни не понимает, произносит ли она эти слова или они просто каким-то образом передаются ему. От сердца к сердцу. Через необъяснимую связь, которая всегда была между ними.

И хотя она едва чувствует тело, в котором находится, все же что-то сжимает горло. Что-то болезненное и жесткое.

– Я отдала все, Марк. Я отдала… Я отдала своего ребенка.

– Но мы оба на это согласились.

– Не Кэролайн, Марк. Не ей. Я отдала Ундину дубесе, разве ты не понимаешь? Это было мое… мое обещание. Сделка.

– Не понимаю, – тихо шепчет он, глядя ей в глаза, словно ее взгляд не дает ему сдвинуться с места.

– Чтобы я могла вернуться к тебе, понимаешь? Чтобы мы снова могли быть вместе. Окончательно. Навсегда.

На лице Марка мелькает беспокойство, но только на секунду. Ундина. Его ребенок, которого он не видел уже четыре года. Ее мать, однако, стоит перед ним. Держа его за руку.

Он притягивает ее в свои объятия, прижимая ее тело – нет, это тело – к своему. Руки Марка ощупывают подбородок, затылок, волосы, как всегда, когда она была жива, и ей кажется, что она сделана из чистого пламени. Она так долго, так долго ждала этого. Мысль о нем – потребность в нем, во втором шансе, в этом – пульсировала и болела внутри.

– Я люблю тебя, – снова шепчет он, словно все еще не веря своим ушам. – Ты вернулась за мной, и я люблю тебя. Я тебя так люблю.

Когда его губы касаются ее – соленые от слез, – она чувствует, как поцелуй снова делает ее легкой, словно ветер. Чувствует, что из нее словно вытягивает что-то, чувствует, что ее душа находит его и кружится в нем. Вся боль, весь гнев и страх, все компромиссы и предательства, все ожидание. Ужасное темное обещание, которое она дала. Все это привело к этому.

А потом… потом она отступает назад. И вместо мгновенного блаженства есть только одиночество.