Портрет семьи - Наталья Нестерова

Переодев ребенка, Андрей испытывал усталость, как после колки машины дров или после тридцатикилометрового лыжного кросса. Помощь! Срочно нужна квалифицированная помощь. Пусть Петька, обложенный запачканным одеялом и подушками (чтобы не уполз и не свалился на пол), орущий на последнем издыхании (а я уже почти привык к твоим воплям!), немного полежит в одиночестве, пока не прибудет служба спасения.

Кинув взгляд на младенца и убедившись, что тот забаррикадирован на совесть и точно не свалится, Андрей поплелся в другую комнату, к телефону.

Сотовый телефон двоюродной сестры Ольги ответил после седьмого гудка.

— Оленька! Выручай! Я весь в дерьме, и у меня ребенок.

— Андрейка? Что случилось?

— Умоляю — срочно приезжай!

— Я в парикмахерской, меня сейчас красить будут. Что произошло?

— Не надо краситься! Мчись ко мне, ладно? Или я погибну, или это отродье, или мы вместе.

— Ничего не понимаю!

— Понимания не требуется, просто лети ко мне на всех парусах. Спасай!

— Андрей! Ты трезвый?

— Как стеклышко.

Он посмотрел на столик с графинчиком водки, рюмкой и столовыми приборами, чуть не завыл от тоски: счастье было так близко! Сейчас приготовления к «обеду холостяка-гурмана» выглядели полнейшим издевательством.

— Андрюша, я за месяц записывалась в этот салон.

— У тебя салон, а у меня полнейший завал! Или ты мне сестра, или завтра вынимайте из петли!

Он, конечно, преувеличил степень своего расстройства. Сработал давно закрепившийся рефлекс: чем несуразнее накал страстей, тем легче женщины в него верят.

До приезда сестры Андрей носил младенца на руках. Перепробовал несколько поз — горизонтальных и вертикальных. Маленький ребенок оказался не таким уж слабеньким, вырывался и корчился будь здоров, приходилось применять силу. И подавлять собственное желание схватить его за ноги и треснуть головой о стенку, чтобы замолк.

В квартире все еще витал дым, из открытой на кухне форточки несло холодом. Петька, вспотевший от крика, мог легко простудиться. Но всовывать его обратно в комбинезон Андрей не решился, определенно сломал бы ребенку хребет. Упаковал младенца в одеяло — закатал в трубочку, как в кино заворачивают в ковер некстати возникший труп.

Детей укачивают. Следовательно, совершают с ними плавные возвратно-поступательные движения. Чихал Петька на плавные движения, то есть совершенно не реагировал. И Андрей стал его активно трясти. Вдруг у малыша голова оторвется? Когда отсоединяется голова, так не орут. Перекинул мальца на плечо и затряс с новой силой. Нет, ну сколько можно вопить? Есть предел его легким и глотке?

Петька умолк, когда Андрей перешел на прыжки на месте, рассудив, что если будет вибрировать слитно с ребенком, то по законам соединения материалов голова ребенка вряд ли отскочит. Высокие прыжки сменились на мелкие, для надежности и закрепления эффекта Андрей маршировал на месте до прихода сестры.

— Привет! — шепотом поздоровался он с Ольгой. — Раздевайся скорее! Забери у меня его! — скривив губу, показал на куль, который держал.

— А что это? — также шепотом спросила Ольга.

— Не что, а кто. Черт его знает! Бери! — передал сестре ношу и стряхнул уставшие, затекшие руки.

Растерянная Ольга неловко приняла младенца, и он проскользнул по кокону одеяла вниз. Андрей успел подхватить ребенка у самого пола, Ольга тащила одеяло, путалась в нем.

— Дьявол! — выругался Андрей, поднимая малыша и удерживая его на вытянутых руках. — Сейчас он опять начнет орать.

— Ребенок, — констатировала Ольга, будто Андрей сам не знал. — Чей?

— Не знаю. Фиктивно — мой.

— А почему он весь в какашках?

— Не только он. За какой-нибудь час это создание умудрилось обгадить мне полквартиры. Смотри, кривится. Сейчас заплачет. Забери его от греха!

Ольга послушно взяла ребенка и принялась с ним сюсюкаться как с родным. Она разговаривала с Петькой тем приторным до дебильности голосом, который проклевывается у женщин, когда они видят детей, когда у них пропадает разум и остаются только инстинкты. Каждое предложение у Ольги начиналось с умильного «А…»:

— А кто у нас такой чумазенький? А кто плакать хочет? А мы не будем плакать. А мы сейчас переоденемся. А у кого какашки на ножках засохли? А мы сейчас помоемся. А где у нас ванна? Андрей, — это уже другим, нормальным тоном, — дай чистое полотенце. Ах, какая водичка тепленькая! Вот мы ножки помоем и спинку, и ручки! А где у дяди детское мыло?

— Нет у меня детского мыла!

— Очень плохо! А у дяди нет детского мыла. Поругаем дядю, поругаем! А мы помоемся шампунем. А мы будем чистые-чистые. А как мы улыбаемся? Вот молодец! Вот умница! И попочку помоем… опрелостей нет, хорошо за ребенком ухаживали… и писечку помоем, а теперь — животик, и спинку, и головку, и носик… закрывай глазки, котик! Вот молодец! Даже в волосах какашки, надо же было умудриться! Держи полотенце, разворачивай, укутывай. А теперь мы вытремся. А теперь мы наденем чистенькое белье. Есть у него свежая одежда?

— Кажется, есть. В сумке, в комнате.

— А мы сейчас пойдем в комнату. А мы сейчас новый памперс возьмем. Мы не будем, как глупый дядя, задом наперед памперс надевать. И стаскивать его через ноги только идиот может. А как тебя зовут, солнышко? Как зовут котика?

— Его зовут Петька.

— Петечка маленький, Петечка хороший мальчик. Откуда дует, сифонит?

— Форточка на кухне открыта.

— Немедленно закрой! Ребенка просквозит! А вот какие у нас хорошенькие ползунки. А сюда мы ручку, а сюда — другую. А теперь ножки. Ножки-ножки побежали по дорожке… А где у нас шапочка? А нам надо головку после купания закрыть. Ну что ты стоишь? Ищи в сумке шапочку. Нет, это шерстяная, уличная. Годится, давай сюда. А какие мы стали красивые в шапочке! А мы теперь на девочку похожи…

Объективно Ольгино сюсюканье представляло собой общение с недоразвитым существом и одновременно содержало в себе беспрекословно командные интонации. И Андрей, точно ординарец при офицере, послушно выполнял все распоряжения. Женщины знают, как обращаться с детьми, иногда мы даже готовы (только снимите с нас ответственность за хрупкого младенца!) побыть у вас на побегушках.

Он мчался за полотенцем, открывал бутылочку с шампунем, стаскивал с тахты грязное белье, закрывал форточку, ковырялся в «дедушкиной» сумке, выбрасывал первый вонючий памперс, переодевался в спортивный костюм, мыл руки. Словом, с готовностью испуганного адъютанта выполнял все команды маршала.