Танго для Кали - Олег Северный

Следующим её шагом на эзотерическом пути стали всевозможные школы и курсы. Складывалось впечатление, что она записывалась на всё подряд, то ли разыскивая что-то конкретное, то ли просто для того, чтобы провести время. Антон предполагал последнее и не принимал неожиданное увлечение матери всерьёз. Теперь он просматривал дипломы различных школ, и волосы начинали шевелиться у него на затылке. Выходило, что мать владела телекинезом, дальновидением, биосенсорикой, проскопией и многими другими умениями, которые никогда не показывала в семье. Действительно ли она достигла этих высот, или же дипломы были филькиными грамотами, подтверждающими только прослушанный курс, проверить было, увы, уже невозможно.

Антон разобрал ещё несколько пачек плотно исписанных тетрадок, оказавшихся конспектами по самым невероятным предметам и дисциплинам, потом вернулся к собственным изысканиям матери. Здесь сомнений не оставалось — она тоже размышляла над символикой треугольника и Звезды Давида. Она придерживалась взгляда, что священная геометрия является первоосновой устройства Вселенной. Она разбирала воздействие формы на содержание. И она помещала в начало всего именно треугольник. Антон подумал, что, может быть, он очень сильно недооценивал свою мать. Возможно, она очень хорошо знала, что и зачем она делала.

Когда она заболела, они с отцом долго и настоятельно пытались заставить её обратиться к врачу. Ответом всегда был отказ, чем дальше, тем всё более решительный. Наконец она победила, они оставили свои бесплодные попытки. Она боялась услышать диагноз? Ерунда! Она не знала, чем больна? Вот теперь Антон в это не верил. Не может быть! Тогда почему? У него тогда всё было в полном порядке, он копался в книгах, бегал по зонам, учился, выучивался, достигал — у него рано или поздно получалось всё. Отец тогда тоже ещё был здоров, занимался домом и небольшим огородом, ему очень нравилось возиться с землёй, наблюдать, как растут и плодоносят посаженные им растения. Получалось, что мать своим бездействием брала смерть на себя? Лоб Антона покрылся испариной. Она пошла на мучительную смерть добровольно? Защищая его? И он даже не подозревал об этом!

Чёрный поднял один из последних листков, возможно предсмертную запись матери. «Всё есть любовь! Нет ничего важнее любви. Смерть ради любви — это торжество жизни. Нет, не так, любви не нужна смерть. Но иногда оказывается возможным принять на себя смерть любимого существа. Вот это — истинное торжество». Руки задрожали, записка выпала из них и опустилась поверх всей груды бумаг, как последний итог. Антон был бел, как мел на потолке спальни, от нового понимания перехватило дыхание, с перебоями застучало сердце. «Жёсткая переоценка», — обещал Брюс, его, правда, жёстче некуда. Он не знал, сколько времени просидел в ступоре, но Матрёша ещё не вернулась, когда он сделал глубокий вдох, поднялся и принялся приводить в порядок раскрытый архив. Он аккуратно связал все папки с конспектами, дипломами и личными дневниками, оставил себе только тетрадку с символами, возможно, она может ему пригодиться. Он знал, мать была бы только рада оказать ему помощь в его трудах.

— Сдала! Я сдала! — Матрёна радостным вихрем ворвалась в дом, закружилась в коридоре, потом разоблачилась от тёплых вещей, влетела в зал, бросила сумочку с зачёткой прямо на пол. — Антош, я сдала зарубежную литературу!

— Поздравляю, — не очень радостно отозвался Антон. Его всё не отпускало потрясение от открытия силы духа его собственной матери.

— И ещё я в Сети порылась! Ты был прав, да-да, нет Тантры без Кали!

— Что ты там такого нашла? — оживился Чёрный.

— Мы считали, что Шакти — это супруга Шивы, так?

— Ну да.

— Не только! Шакти — это великая и бесконечная божественная творящая сила Вселенной, это Божественная Мать, это проявленный мир, Мать-природа, да, супруга Шивы, и ещё это внутренняя энергия человека. И это космический женский принцип — наша Кали! А в Тантре — это женщина-партнёр практикующего йогу.

— Да, здорово! — восхитился Антон.

— Согласно Тантре окончательная истина состоит в полном взаимопроникновении Шивы и Шакти, мужской и женской энергий. Шива, или треугольник, повёрнутый вершиной кверху, представляет статический аспект высшей реальности; Шакти, или треугольник, повёрнутый вершиной вниз, представляет собой кинетическую энергию объективного универсума. Вот и наши треугольники и наша гексаграмма. А это Тибет, девятнадцатый век.

— Сходится! — Антон радостно потёр ладони. Совпадение западной каббалистики и алхимии с восточным символизмом было идеальным.

— Я тут повыписывала, вдруг пригодится. Вот. — Она подняла сумочку и протянула Чёрному пухлый блокнот. — В самом конце смотри.

Он начал листать с конца. Вот торопливые строчки, Матрёша записывала с экрана.

«Отношения между Кали и нами — Её детьми — не прекращаются ни в этой жизни, которая представляется как единственная реальность, ни за её пределами. В этой жизни мы сталкиваемся с Ней как с Майей. Кали — это и есть Майа». «Майа — это Знание и Иллюзия, Природа и Энергия. Её называют по-разному. Сведущий в писаниях Шайвов может назвать Её умом, или интеллектом. Практика показывает, что Майа — Нечто самоочевидное. В действительности Её не существует как чего-то отдельного от того Бытия, что не проявлено. В абсолютном смысле есть только Высший Брахман, или Абсолют».

«Свастикой в геральдике называется „крест крампоне“ — железный крюк. В Индии форма с поворотом концов против часовой стрелки, называемая „саувастика“, означает ночь и чёрную магию, а также является символом „чёрного бога“ Кали, несущего смерть и разрушение».

«Другие полагают, что правосторонняя свастика символизирует Ганешу, божество, которое входило в свиту Шивы, и мужское начало, а левосторонняя — Кали, одну из ипостасей Девы, жены Шивы, и женское начало».

«Кали — многоликая Богиня, которая руководит жизнью с момента зачатия до смерти».

— Вот так! — довольная Матрёна отобрала свой блокнот. — Отмечаем экзамен, да?

— Конечно, — улыбнулся Антон.

— Тогда я иду ставить чайник.

Чёрный набрал код и отряхивал снег с ботинок, ожидая, пока Люминос подойдёт к домофону. Его что-то долго не было. Антон постучал по стальной двери тростью. Желание снова взять в руки книгу, о которой он не вспоминал столько лет, теперь мучило его, как жажда. И он не мог этого объяснить. Конечно, он приобрёл её в Венеции в 1774 году, так тогда же и изучил, отмечая на полях свои разногласия с автором. Зачем она понадобилась ему теперь? Он использовал этот труд при посвящениях в египетскую ложу, но здесь он не намерен никого посвящать. А жажда томила.

— Да? — прозвучал сонный голос из динамика.

— Это я. Я за книгой.

— А, да, заходи…

Замок пиликнул, Антон потянул на себя дверь.

— Привет. — Леонид щурился на свету, видно было, что Чёрный поднял его с постели.

— Я вчера звонил, ты сказал, что посмотришь. Нашёл?