Законы отцов наших - Скотт Туроу

— Орделл Трент!

Маленький, осунувшийся и взъерошенный, как после двухдневного запоя, Томми Мольто блеющим голосом громко выговаривает имя и фамилию, когда я прошу обвинение вызвать следующего свидетеля. В это время мы только еще рассаживаемся по местам после ленча.

— Орделл Трент! — повторяет Энни.

Имя звучит еще пару раз, уплывая все дальше и дальше. Помощник шерифа кричит своему товарищу, который находится в изоляторе временного содержания. Тот кричит в клетку Орделлу, чтобы он подошел к двери. Звенят ключи. Мы слышим, как за стеной гулко рокочет дверь изолятора, которую опять закатывают на место, и второй помощник шерифа громко предупреждает какого-то заключенного из тех, чье ходатайство об освобождении под залог должно быть рассмотрено сегодня, чтобы тот отошел подальше. Затем, через пару минут, в зал суда входит Хардкор. Он уже был здесь, когда в конце сентября рассматривалось его заявление о признании вины. Однако тогда я знала о нем гораздо меньше. Сейчас Орделл, подобно льву, вышедшему из темной пещеры, несколько секунд часто моргает, адаптируясь к яркому освещению, и с олимпийским спокойствием обводит взглядом зал, полный людей, которые в определенной степени устрашены тем, что они о нем слышали. Смотрите: убийца.

— Мистер Трент.

Я движением руки предлагаю ему занять свидетельское место. В этот, момент к Хардкору подходит помощник шерифа, чтобы снять наручники, которыми все еще скованы его запястья. Затем Хардкор, крепкий, но склонный к полноте детина с мощной мускулистой грудью, подается всем телом в мою сторону.

Этой самоуверенностью он наверняка желает заставить меня испытать определенный дискомфорт.

— Вы клянетесь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды?

— Конечно, клянусь. — Он роняет руку и усаживается в свидетельское кресло.

На подиуме Томми. Он слегка кашляет, и этот негромкий кашель эхом отдается в зале, где десятки людей застыли в напряженном ожидании. Даже Нил, который надел синий блейзер, выглядит сегодня достаточно внимательным и, даже можно сказать, сосредоточенным.

Хардкор называет свое имя и фамилию и в качестве местожительства — тюрьму округа Киндл.

— Вы известны под каким-либо другим именем?

— Гангстерское погоняло. — Он цедит слово сквозь зубы: — Хардкор.

— Почему бы вам не назвать его по буквам для судебного секретаря? — предлагает Томми.

— Пожалуйста, — отвечает Хардкор. — Оно пишется по-разному. Например: Ха, а, эр, дэ, ка, эр, пэ, эс. Это слово я сам видел. На стенах.

Наверное, у него никогда не было нужды писать кличку самому. Странная мысль: это имя, это слово не имеет параллельного существования в литературном языке. Его можно сравнить с некоей субсубатомной частицей, которая существует лишь в расчетах физиков. Гангстерская жизнь где-то там, в другом месте: напряженная, физическая реальность, не имеющая никакой связи с рафинированным царством символов.

Хардкор чувствует себя здесь вольготно. Разваливается в кресле, закинув ногу за ногу, и напускает на себя беззаботный вид. Вся эта бравада рассчитана не столько на нас, служителей правосудия, сколько на рядовых членов банды, которых, как я уверена, сегодня здесь немало среди прочей публики. Он это знает и потому не может позволить себе выглядеть испуганным, жалким и растерянным. Правда гангстерской жизни состоит в том, что многие играют роли прихвостней, послушных шестерок, соглядатаев, составляющих серую массу, опираясь на которую истинные головорезы создают себе имя. Другими словами, все как у детей: один плохой актер и десять наивных зрителей, в глазах которых он звезда первой величины.

Хардкор хорошо подготовлен и куда более охотно, чем Баг, идет на сотрудничество. Томми работает с ним очень тщательно. Стратегия обвинения проста. Как и в случае с Лавинией, Томми и Руди не стали пытаться приводить подсудимого в божеский вид, хоть как-то приодеть его. Он сидит в обычной синей тюремной робе — постоянном напоминании о добровольном признании им вины и о его соучастии в убийстве. Как и Баг, Хардкора наверняка проинструктировали быть самим собой, держаться естественно. Он изъясняется на том же языке, на котором говорит на свободе. Томми хочет, чтобы я ни на минуту не забывала, что это матерый и жестокий преступник, которого Нил Эдгар взял себе в друзья. Очевидно, он рассчитывает, что я буду руководствоваться старинной поговоркой: «Скажи мне, кто твой друг…»

В соответствии с планом первым делом Томми поднимает весь солидный уголовный послужной список Хардкора за тот период, когда он числился еще несовершеннолетним преступником. Затем ко всем этим подвигам присовокупляются два приговора за уголовные преступления уже в зрелом возрасте. В обоих случаях он был осужден за распространение наркотиков. Свой первый тюремный срок — три года — Хардкор получил в девятнадцать лет. Вторая ходка была за владение четырнадцатью унциями кокаина, обнаруженными в машине, за рулем которой он находился. Тогда ему впаяли десять лет без права на условно-досрочное освобождение. Он вышел четыре года назад. Подобно Лавинии, Хардкор заключил выгодную сделку со следствием: двадцать лет за участие в сговоре с целью убийства. Из этих двадцати он проведет в тюрьме лишь десять. Как говорят в нашей системе: раньше сядешь — раньше выйдешь. Тот, кто тебе помогает, должен иметь стимул.

— Хорошо. А теперь, мистер Трент, назовите вашу профессию. Я имею в виду, чем вы занимались до того, как попали в тюрьму в этот раз?

— Я — гангстер, — следует ответ.

— Вы принадлежите к какой-либо организованной преступной группировке?

— «УЧС» всегда со мной, — произносит он.

Знакомый слог. Хардкор забавляется. Ему весело. Его рот, обрамленный рыжеватой растительностью, скорее похожей на недельную щетину, чем на бородку, раздвигается в зловещей улыбке, обнажая большие зубы, на которых заметен желтоватый налет.

— Какое положение вы занимали в «УЧС»?

— Высший ранг.

— То есть вы были одним из главарей криминальной организации, так называемым вором в законе?

— Похоже на то.

— А кто выше вас?

— Джей Ти-Рок. Кан-Эль.

Томми расшифровывает клички.

— Объясните нам, мистер Трент, как вы зарабатывали себе на жизнь до своего теперешнего ареста?

— Сленговал.

— Сленговал?

— Сленговал дурь.

Толкать, бухать и сленговать — типичные выражения гангстерского быта. На этом уличном жаргоне сленг, первоначально означавший арго — язык преступной среды, теперь приобрел новое значение — торговля наркотиками. Многозначительная перемена.

— Какую же дурь вы сленговали?

— В основном крэк. Иногда проволоку.

Проволока — еще одно название СПИДа, наркотика из группы стимуляторов.

— Что-нибудь еще?

— О да, — не сразу откликается Хардкор.