Законы отцов наших - Скотт Туроу

— У нашей службы есть специфика, знаете ли, — отвечает Кратцус. — Отдел по связям с общественностью не участвует в оперативно-розыскных мероприятиях. Наша задача — доводить до сведения организаций и граждан смысл нашей работы. Если кто-то попадает под подозрение, Монтегю поручает это дело своим детективам.

— Вы действительно встретились с Нилом Эдгаром?

— Конечно. Мы с Эддисоном отправились к нему на квартиру… — Кратцус вздыхает, очевидно, проклиная свою забывчивость. Да, с возрастом память начинает подводить. Он лезет в карман за рапортом и, достав его, опять запускает туда же увесистую руку и выуживает очки для чтения. — 2343, Дьюхэни.

— Сколько времени было, когда вы явились к нему?

— Где-то после восьми утра, около половины девятого. Я опасался, что в этот час мы его можем не застать. Пришлось довольно долго стучать в дверь, однако он все-таки услышал и открыл нам. Я представился. Пройдя внутрь, мы попросили его приглушить музыку, а затем я спросил, не является ли он родственником Джун Эдгар. Он ответил, что приходится ей сыном. Я сказал ему, что очень сожалею. — Кратцус щелкает пальцами два раза. — И дальше я сообщил ему печальное известие. Все, что мне рассказал Монтегю. Ну, вы знаете о чем, что ее застрелили на Грей-стрит.

— И с его стороны последовала какая-либо реакция, которую вы смогли заметить?

— Очень странная, черт побери! — отвечает Кратцус.

— Возражение! — провозглашает Хоби и извивается всей верхней частью своего туловища, выражая отвращение.

Я аннулирую ответ и объясняю Кратцусу: он должен точно сказать суду, что именно делал и говорил подсудимый.

Мои наставления доходят до него не сразу. В нашей системе немало полицейских, бюрократов, технических специалистов, начальников структурных подразделений, которым за всю тридцатилетнюю службу в полиции если и довелось побывать в суде в качестве свидетелей, то не более одного раза за пять лет. Кратцус, похоже, один из них.

— Эдгар смотрит на нас. Прежде всего взгляд. Очень странный. Какой-то дикий. Не то чтобы он не верит страшному известию, но впечатление такое, будто он ожидал услышать нечто иное.

— Ваша честь! — вмешивается Хоби.

— Мистер Таттл, я придам этим показаниям ровно столько значения, сколько посчитаю нужным.

Кратцус повернулся в кресле на сто восемьдесят градусов и теперь смотрит прямо на меня. Он слишком дороден и неуклюж, поворот вышел отнюдь не легким и непринужденным. Форменная куртка топорщится пузырями на животе, на макушке торчат в разные стороны непослушные волосы. Судя по всему, он намеревается обратиться ко мне напрямую. Так оно и происходит. Несмотря на возражение защиты, Кратцус продолжает объяснять теперь уже мне:

— Мне часто приходится это делать, судья. Обстоятельства бывают самые разные. Одинокие старые леди, умершие в своих постелях. Самоубийства. Автомобильные катастрофы. И люди реагируют по-разному. Я первый, кто сообщает им об этом. Но тут что-то было не так.

— Сержант, — обращаюсь я к нему, — пожалуйста, ограничьтесь описанием внешнего поведения. Что он сказал, что сделал? Как он выглядел?

— Знаете, судья, меня поразил его остекленевший взгляд. И еще у него отвисла нижняя челюсть. Потом он пытается что-то сказать и не может. Наконец он берет себя в руки. Садится на диван и говорит: «Но ведь туда должен был поехать мой отец». Вроде как объясняет что-то. И все. А секунд через десять внезапно начинает плакать.

Руди опять берет нити управления в свои руки.

— А что было после того, как подсудимый заявил: «Но ведь туда должен был поехать мой отец»? Ваш разговор с ним продолжился, сержант?

Удачный вопрос со стороны обвинения, позволяющий довести до логического завершения допрос свидетеля в соответствии с намеченной линией.

— Да, продолжился. Мы объяснили подсудимому, где будут находиться останки его матери и каков порядок востребования. Потом мы дали ему карточку с номером телефона полицейского патологоанатома. Он был сильно потрясен случившимся, и поэтому мы вскоре ушли.

— Каковы были ваши дальнейшие действия после разговора с подсудимым?

— Вернувшись к себе в кабинет, я оставил сообщение для Монтегю по голосовой почте, что мне нужно срочно переговорить с ним относительно того дела, которое он расследует.

— А какова же ваша обычная практика? У вас часто возникает потребность в беседе с детективом, ведущим дознание по делу?

— Возражаю, — опять говорит Хоби усталым голосом.

Он даже не потрудился встать. Немой язык тела означает, что обвинение допустило очередной ляпсус. Обычно возражения Хоби всегда по существу и делаются в нужный момент, и к этому времени у меня уже выработался рефлекс на его правоту. Однако теперь я понимаю, что он пытается перехитрить меня.

— Нет, я хочу выслушать ответ на этот вопрос.

— Обычно мы не испытываем такой необходимости, — отвечает Кратцус. — Знаете, конечно, бывают случаи, когда я оставляю сообщение типа: мы сделали то, о чем вы просили, и я пришлю вам пятерку. — Пятерка — полицейский рапорт, получивший такое название в те дни, когда отчеты печатали на машинках в пяти экземплярах через копирку. — Однако по большей части нам вовсе не требуется связываться с ними, чтобы отчитаться о выполненном поручении.

— Значит, ваш звонок лейтенанту был мотивирован?

— Судья! — Хоби уже не требует, он умоляет.

— Протест удовлетворяется.

Однако цель достигнута. Каковы бы ни были профессиональные качества Кратцуса, чутье не подвело его. Парень вел себя неадекватно, и у Кратцуса, пусть это и не входило в его обязанности, все же зародились сомнения. Он подумал, что Монтегю стоит послать детектива к Нилу с заданием выяснить, что тот имел в виду, сказав, что там должен оказаться его отец.

Руди садится. Кивком я даю Хоби понять, что он может начинать перекрестный допрос.

— Всего несколько вопросов, — как бы успокаивая, произносит он.

На поверку оказывается, что их гораздо больше, однако защите не удается извлечь из этого допроса никакой выгоды. Кратцус признает, что люди реагируют по-всякому, когда им сообщают о смерти близких, и не всегда их поведение при этом укладывается в рамки обычных понятий. Он говорит, что ему пришлось повидать уйму странных реакций. А Хоби пытается свести к минимуму значение вопроса Руди о времени визита, наводившего на мысль, что Нил опаздывал на работу, потому что, очевидно, ждал дома звонка. Хоби говорит, что его подзащитный включил магнитолу на полную мощность, однако зачем бы он стал это делать, если бы ждал звонка, который при такой громкой музыке услышать очень трудно?

— И вы утверждаете, что вас не посылают разговаривать с подозреваемыми, не так ли?

— Как, правило, нет.

— А с кем собирался поговорить Монтегю?

— С отцом, — отвечает Кратцус. Поняв, куда клонит защитник, он добавляет: — Ведь Джун Эдгар приехала на его машине. Он должен был узнать, что она там делала.