Правда о деле Гарри Квеберта - Жоэль Диккер

— Мне нужно было вас повидать, Гарри. Сказать, как я сожалею, что все так вышло…

Он жестом пригласил меня сесть на стул рядом.

— Газировки хотите? — спросил он.

— С удовольствием.

— Автомат в конце коридора.

Я улыбнулся и сходил за колой-лайт. Вернувшись, я заметил:

— То же самое вы мне сказали, когда я первый раз приехал в Гусиную бухту. Я тогда был на втором курсе. Вы приготовили лимонад, спросили, хочу ли я, я ответил «да», и вы меня послали за ним в холодильник.

— Хорошие были времена.

— Да.

— Что изменилось, Маркус?

— Ничего. Все и ничего. Мы все изменились, мир изменился. Всемирный торговый центр рухнул, Америка отправилась воевать… Но я смотрю на вас теми же глазами, что и прежде. Вы по-прежнему мой учитель. Вы по-прежнему Гарри.

— Изменилось другое, Маркус. Бой учителя с учеником.

— Мы не ведем бой.

— Нет, ведем. Я научил вас писать книги, и поглядите, что делают ваши книги: они причиняют мне зло.

— Меньше всего я хотел причинить вам зло, Гарри. Мы найдем того, кто поджег Гусиную бухту, обещаю.

— Но разве это вернет мне тридцать лет воспоминаний, которые я потерял? Вся моя жизнь пошла прахом! Зачем вы написали эти мерзости про Нолу?

Я не ответил. Какое-то время мы сидели молча. Настенные лампы светили слабо, но он заметил у меня на руках ранки от частых ударов по боксерскому мешку.

— Ваши руки, — сказал он. — Вы опять занялись боксом?

— Ага.

— Вы неправильно бьете. У вас всегда была эта ошибка. Удар хороший, но первая фаланга среднего пальца слишком выдается вперед и при ударе скользит.

— Пойдемте побоксируем, — предложил я.

— Пошли, если хотите.

Мы пошли на парковку. Там не было ни души. Мы разделись до пояса. Он очень исхудал. Оглядев меня, он заметил:

— Какой вы красавец, Маркус. Давайте уже женитесь, черт возьми! Начинайте жить!

— Мне надо закончить расследование.

— К дьяволу ваше расследование!

Мы встали друг напротив друга и обменялись скупыми ударами; один бил, другой должен был держать боевую стойку и защищаться. Гарри бил здорово.

— Вы не хотите знать, кто убил Нолу? — спросил я.

Он застыл на месте:

— А вы знаете?

— Пока нет. Но что-то проясняется. Завтра мы с сержантом Гэхаловудом поедем к сестре Лютера Калеба. В Портленд. И надо допросить кое-кого в Авроре.

Он вздохнул:

— Аврора… После выхода из тюрьмы я ни с кем не встречался. Постоял тогда у сгоревшего дома. Пожарный сказал, что я могу войти внутрь, я забрал кое-что из вещей и пешком пришел сюда. С тех пор не двигаюсь с места. Рот занимается страховками и всем прочим. Я не могу больше появляться в Авроре. Не могу посмотреть в лицо этим людям и сказать, что любил Нолу и написал для нее книгу. Я сам себе в лицо посмотреть не могу. Рот говорит, ваша книга будет называться «Дело Гарри Квеберта».

— Это правда. В этой книге говорится, что ваша книга прекрасна. Я люблю «Истоки зла»! После этой книги я и решил стать писателем.

— Не говорите так, Маркус!

— Но это правда! Это, наверно, самая прекрасная книга, какую я когда-либо читал. Вы мой любимый писатель!

— Ради бога, замолчите!

— Я хочу написать книгу в защиту вашей, Гарри. Когда я узнал, что вы написали ее для Нолы, я был в шоке, это верно. А потом я ее перечитал. Это замечательная книга! Вы же там говорите все! Особенно в конце. Описываете печаль, которая будет снедать вас всю жизнь. Я не позволю людям поливать грязью эту книгу, потому что эта книга создала меня самого. Знаете, вот эта сцена с лимонадом, когда я первый раз был у вас в гостях: я тогда открыл холодильник, ваш пустой холодильник, и понял, насколько вы одиноки. И еще в тот день я понял: «Истоки зла» — это книга об одиночестве. Вы так потрясающе описали одиночество! Вы грандиозный писатель!

— Маркус, перестаньте!

— А какой прекрасный конец у этой книги! Вы отказываетесь от Нолы: она исчезла навсегда, вы это знаете, и все же, несмотря ни на что, ждете ее… Теперь, когда я по-настоящему понял вашу книгу, у меня только один вопрос — про название. Почему вы дали такой прекрасной книге такое мрачное название?

— Это сложно, Маркус.

— Но я и пришел, чтобы понять…

— Это слишком сложно…

Мы смотрели друг другу в лицо, стоя в боевой стойке, словно два бойца. В конце концов он произнес:

— Не знаю, сумею ли я вас простить, Маркус…

— Простить меня? Но я отстрою Гусиную бухту заново! Я все оплачу! На деньги за книгу мы вам отстроим дом! Вы не можете вот так взять и уничтожить нашу дружбу!

Он заплакал.

— Вы не понимаете, Маркус. Дело не в вас! Вы ни в чем не виноваты, и тем не менее я не могу вас простить.

— Простить за что?

— Я не могу вам сказать. Вы не поймете…

— Гарри, в конце-то концов! К чему все эти загадки? Что происходит, дьявол вас возьми?

Он вытер слезы тыльной стороной руки.

— Помните мой совет? Когда вы были моим студентом, я вам однажды сказал: никогда не пишите книгу, если не знаете, какой у нее будет конец.

— Да, прекрасно помню. И всегда буду помнить.

— И какой конец у вашей книги?

— Очень хороший конец.

— Но ведь в конце она умирает!

— Нет, книга не кончается со смертью героини. Потом происходят разные хорошие вещи.

— Это какие же?

— Человек, который ждал ее тридцать лет, начинает жить заново.

Из романа Гарри Л. Квеберта «Истоки зла»

(последняя страница)

Он понял, что ничто никогда не сбудется, что все их надежды напрасны, и написал ей в последний раз. Письма любви кончились, настала пора письма печали. Приходилось смириться. Отныне он будет только ждать. Всю жизнь он будет ждать ее. Но он прекрасно знал, что она больше не вернется. Знал, что больше ее не увидит, не встретит, не услышит.

Он понял, что ничто никогда не сбудется, и написал ей в последний раз.

Моя милая!

Это мое последнее письмо. Мои последние слова. Я пишу, чтобы сказать Вам «прощайте».

С сегодняшнего дня «мы» перестанет существовать. Влюбленные расстаются и не встречаются вновь; так кончаются все истории любви.

Милая моя, мне будет Вас не хватать. Мне будет так Вас не хватать.