Жажда - Трейси Вульф

Два месяца назад я бы в страхе сбежала от него со всех ног. Но два месяца назад мои родители были живы и я не понимала, насколько хрупка и мимолетна человеческая жизнь.

А потому я подавляю свои неловкость и страх и, проведя ладонью по руке Джексона, опять касаюсь его кисти. Опять сплетаю мои пальцы с его и поднимаю обе его руки к своей груди. Прижимаю ладонь к моему сердцу и говорю:

– Я хочу тебя, Джексон.

Что-то вспыхивает в его глазах.

– Даже зная, кто я?

Я ощущаю смятение.

– Я знаю, каков ты. Вот что имеет значение.

– Ты говоришь так сейчас, но ты понятия не имеешь, о чем просишь.

– Тогда покажи мне, – медленно шепчу я. – Дай мне то, чего я прошу.

Его зрачки расширяются, глаза темнеют.

– Не говорит так, если это не всерьез.

– Это всерьез. Ты нужен мне, Джексон. Ты мне нужен.

Он стискивает зубы, его пальцы рефлекторно сжимают мои.

– Ты уверена? – выдавливает из себя он. – Я должен точно это знать. Я не хочу пугать тебя, Грейс.

От страсти в его голосе, в его глазах мои колени дрожат, как у героини какого-нибудь любовно-исторического романа, но я не позволю себе облажаться сейчас, когда я так близко подошла к обретению того, чего хочу.

Когда Джексон так близок к тому, чтобы стать моим.

И я заставляю свои колени не дрожать и смотрю ему прямо в глаза. И говорю так громко и четко, как никогда в жизни:

– Джексон, меня пугает не то, что ты вампир. А то, что ты можешь сейчас уйти и я так никогда и не узнаю, как это бывает.

И не успеваю я осознать, что происходит, как Джексон оскаливает клыки, хватает меня, обхватывает руками, разворачивает спиной к себе, зарывается пальцами в мои волосы, отводит мою голову назад…

И вонзает зубы в мою шею.

На секунду или две меня парализует паника. Я не могу ни чувствовать, ни думать, ни дышать и жду… жду боли, пустоты, смерти.

Но время идет, ожидаемой боли нет, в мою кровь перестает поступать адреналин, и я начинаю понимать, что то, что делает со мной Джексон – что бы это ни было, – совсем не больно. А даже очень и очень… приятно.

По всему моему телу, словно мед, разливается блаженство, внутри меня зажигается прежде неведомый мне огонь, мои колени подгибаются окончательно, и теперь меня держат только его крепкие руки, и я задираю голову еще больше, чтобы ему было удобнее.

Он издает тихий рык, отдающийся во всем моем теле, и мне кажется, что земля под моими ногами дрожит. Блаженство нарастает, меня охватывает трепет. Я прижимаюсь к нему еще теснее и невольно закрываю глаза.

Я отчаянно хочу чего-то большего – хочу Джексона и того, что он стремится то ли дать мне, то ли взять у меня. Но он владеет собой так хорошо, как я не могла себе и представить, ибо едва только наслаждение угрожает сокрушить, раздавить меня, он отстраняется и нежно проводит языком по следу укуса – от этой ласки меня накрывает лавина чувств.

Я продолжаю стоять, приникнув к нему, держась за него, зная, что только его руки не дают мне упасть, и чувствуя, как блаженство сменяется истомой, от которой я не могу даже разомкнуть веки, не говоря уже о том, чтобы отодвинуться от него хотя бы на шаг.

Будто бы мне того хотелось.

– С тобой все нормально? – тихо бормочет он мне в ухо, и в голосе его звучит такая теплота, какой я никогда еще в нем не слышала.

– Ты шутишь? – так же тихо отвечаю я. – Мне еще никогда не было так хорошо. Это было великолепно. Ты великолепен.

Он смеется:

– Да, когда ты вампир, большого количества плюсов это не дает, так что надо пользоваться теми, которые ты можешь найти.

– Ясное дело. – Я поворачиваюсь к нему, все так же не открывая глаз, поднимаю лицо, складываю губы для поцелуя и молюсь, чтобы он не отшатнулся от меня.

Он не отшатывается, а припадает губами к моим губам в нежном поцелуе, от которого у меня опять занимается дух. Текут мгновения, он чуть приподнимает голову, но я не перестаю ее держать.

Не желая отпускать его, этого парня, которому даны такая сила и такая нежность, желая, чтобы он подарил мне еще немного себя.

И он дарит мне себя, соприкасаясь со мной губами, водя языком по моей нижней губе, пока я наконец не нахожу в себе силы отпустить его.

Я отстраняюсь, медленно открываю глаза и вижу, что Джексон смотрит на меня и в его темных глазах горит такая страсть, что я не знаю, смеяться мне или плакать.

– Теперь никто не причинит тебе вреда, Грейс, – шепчет он.

– Знаю, – шепчу я в ответ. – Благодаря тебе.

В глубине его обсидиановых глаз вспыхивает удивление.

– Неужели ты думала… – Он осекается, когда пол под нашими ногами начинает ходить ходуном.

– Нам надо зайти в дверной проем, – говорю я, оглядываясь по сторонам в поисках ближайшей двери.

Но он только закрывает глаза, делает глубокий вдох, и подземные толчки затихают.

Я ошеломлена.

– Ты… – Мой голос срывается, я прочищаю горло и пытаюсь опять: – Землетрясения – это ты?

Он кивает и отводит взгляд.

– И сильные тоже? – спрашиваю я и чувствую, как у меня округляются глаза. – Все вообще?

– Прости. – Его пальцы гладят пластырь на моей шее. – Я вовсе не хотел причинять тебе вред.

– Я знаю. – Я поворачиваю голову и целую его ладонь, охваченная изумлением. Неужели можно обладать такой силой, чтобы в самом деле сотрясать землю? Это немыслимо, непостижимо. – Это случается часто?

Джексон качает головой и пожимает плечами – похоже, он так же озадачен, как и я сама.

– Раньше… такого не бывало.

– Раньше?

– До тебя. – Он крепче прижимает меня к себе. – Я давно научился владеть собой и своими силами. Мне пришлось это сделать, иначе…

– Разрушились бы города? – не без иронии спрашиваю я.

– Нет, так я бы не сказал. Но честное слово, теперь у меня уже все под контролем. Больше я не причиню тебе вреда. – Его губы скользят по моей щеке, по моей шее.

При первом же прикосновении его губ меня пронизывает жар. Это заставляет меня трепетать. Заставляет желать.

Я снова притягиваю его к себе, прижимаю его губы к своим и позволяю блаженству захватить меня целиком.

Поцелуй длится и длится, пока у нас обоих не пресекается дыхание. И нас охватывает безрассудство.

Я глажу ладонями его руки, плечи, спину, зарываюсь пальцами в волосы Джексона, и он издает тихий стон. И нежно кусает мою нижнюю губу, легко посасывает ее, так что внутри у меня вспыхивает фейерверк, как Четвертого июля.