Третий звонок - Михаил Козаков

Черкасский (после паузы). Подожди, это правда или ты мне назло?

Туся. Чистая правда. Москва не такая уж большая деревня, клубов центровых не так уж много. Внук твой, Витька, в гейском баре, это всем известно, за стойкой стоит, а этот, гитарист гребаный, тоже известная личность. Я бы тебе, Сергей, этого никогда не сказала, но ты первый начал грузить. А без твоего Андрея я жила и проживу. Хам ты, злой, неблагодарный хам. Пушкин, Бродский, Хреноцкий, это все витрина, вывеска, а за витриной хам. Завистливый хам!

Уходит, хлопнув дверью.

Затемнение.

Сцена двенадцатая

Комната Виктора. Виктор говорит по мобильнику.

Виктор. Спокуха, Дин, спокуха. Не стоит горячиться. Я с тобой, старик, в загс не ходил, у нас страна отсталая. Она во всем отсталая. Да какие сцены ревности, Дин? Мне просто интересно, как выражаются наши СМИ, ты что, сменил ориентацию, что ли, и сориентировался на ma tant, на старушку Лену? Ты что, всю нашу семью перетрахать решил, darling, или только ее женскую часть? Не мое дело? Еще какое мое! Я эту вашу случку в три минуты поломаю, если захочу. У нас семья пуританская: дед народный монстр, папаня мой генерал, ты что, забыл? Он тебя, блядь гребаная, из-под земли достанет. Тебе, сука, качки Толика сначала гитару, а потом харю сломают навеки. Есть у меня такой дядя Толик, сосед по даче. Что не смогу доказать? Тут и доказывать нечего, ты журнал «Семь дней» посмотри: известный певец Дин Макаров с прекрасной незнакомкой. Ладно, тебе повезло, отец из города прибыл. Но этот разговор не закончен, ты понял? «Большой гигант маленького секса», не закончен. (Вешает трубку, ходит по комнате.) Вот сука, сука, сука!

Включает музыку, ходит по комнате.

Затемнение.

Сцена тринадцатая

В этот же день. Терраса.

Старик Черкасский и Варвара Петровна.

Варвара (после паузы). Ты, увы, не открыл мне Америку, Сережа, про Витьку!

Черкасский. Ты что, знала?

Варвара. Я, честно, давно догадалась, поняла.

Черкасский. Почему не сказала?

Варвара. Сергей, люди рождаются разными. Тебе это не хуже меня известно. Видать, у него это от природы, что поделаешь.

Черкасский. Ужас, ужас. Это катастрофа. В кого? Андрей нормальный, мой отец тоже.

Варвара. Сережа, так природа распорядилась.

Черкасский. Ужас, мой внук – гей! Как мне с ним общаться-то?

Варвара. Как раньше. Ты же уважаешь и даже дружишь со многими, такими же, как Виктор.

Черкасский. Да, но то чужие. Мне-то какое дело до них? Они чужие. Ты меня еще начни примерами великих утешать.

Варвара. И про великих ты все не хуже меня знаешь, а вот с Леной, признаться, ты и меня огорошил.

Черкасский. С Леной хоть понятней. Ее Лев в Германии сколько сидит?

Варвара. Три года и два месяца.

Черкасский. Вот, а она тут с Дашкой кукует, сторожит ее.

Варвара. Досторожилась.

Черкасский. Три года. А сколько они виделись за три года и эти два месяца? Раза четыре, не более. Ленка молодая, красивая баба, о чем он думал там в своей разлюбезной Германии?

Варвара. Да, ты бы и четырех дней ждать не стал, да?

Черкасский. Варя, оставь.

Варвара. Сомнительный парень, гитарист, да еще, как это они говорят, «двухствольник», фу, гадость. Это как надо понимать: и нашим и вашим?

Черкасский. Лучше бы только «вашим». Еще СПИД проклятый в семью притащит. Ужас, ужас, Варя. Одна грязь, грязь. Дашуся ни о чем не догадывается, как ты думаешь? Она ведь отца обожает, этого ученого кретина.

Варвара. Сергей, поговори с Леной. Это все бесперспективно. Разница в возрасте и вообще бред!

Черкасский. Варь, ты женщина, тебе как-то удобнее с ней на эту тему. А вот с Виктором я теперь за одним столом не знаю как сидеть.

Варвара. Как сидел, так и сиди. И говорить тебе с ним, разумеется, ни к чему, а вот от армии его освободи любой ценой, Сережа, освободи.

Черкасский. Значит, эта сука Туська права?

Варвара. В каком смысле права?

Черкасский. Ну что «в чужом глазу соломинку я вижу, а у себя не вижу и бревна».

Варвара. Так, Сережа, теперь об Андрюше, ему ни слова, Сережа, ты понял? Ни слова. Он Виктора убьет. Я серьезно, убьет в буквальном смысле, ты же его характер знаешь. Это ты у нас поорешь и отходишь, а Андрей другой.

Черкасский. Да, надо как-то скрыть и про Ленку тоже. А ты с ней потолкуй, Варь, как баба с бабой, и с Витькой тоже. Он ведь тоже не мужик теперь. Ужас, ужас!

Варвара. Не причитай. Опять все на меня свалил.

Черкасский. Варя, ну что ты, что ты? Ты же у нас голова всему. Как это в старину говорили, ангел-хранитель домашнего очага.

Варвара. Не уберег очаг ваш ангел, не уберег.

Черкасский. Ты-то тут при чем? Не казнись. Права миллионерша, мать миллионера Толика: ничегошеньки я в жизни не знал, кроме своих ролей. Старый актер, старый монстр у разбитого корыта.

Затемнение.

Сцена четырнадцатая

Здесь идет кусок из «Лира». Как его сделать, это дело режиссерское. Черкасский читает или играет текст Глостера. Но это для пьесы неважно.

«Вот они, эти недавние затмения, солнечное и лунное! Они не предвещают ничего хорошего. Что бы ни говорили об этом ученые, природа чувствует на себе их последствия. Любовь остывает, слабеет дружба, везде братоубийственная рознь. В городах мятежи, в деревнях раздоры, во дворцах измены, и рушится семейная связь между родителями и детьми. Либо это случай как со мною, когда сын восстает на отца. Либо как с королем. Это другой пример. Тут отец идет против родного детища. Наше лучшее время миновало. Ожесточение, предательство, гибельные беспорядки будут сопровождать нас до могилы».

Затемнение.

Сцена пятнадцатая

После этой сцены, интермедии лировской, та же столовая, а может быть, это столовая-терраса, может быть в саду это, это как художнику лучше. На сцене Варвара Петровна Черкасская. Входят Ляля и студент Михаил.

Ляля (по-французски). Доброе утро, дорогие бабушка и дед.

И говорит это неверно.

Варвара Петровна (поправляет ее и говорит, как это надо произносить. Потом повторяет по-русски). Те несколько слов, которые знаешь, произноси без ошибок. Слух режет, а лучше по-русски.