Витязь. Содружество невозможных - Наталия Нестерова

Он, Мастер Войны.

— У меня точно получится? — тихо спросила Алина, вдыхая странный легкий запах Мастера Войны — звезд, космоса, необъятных, бесконечных черных просторов с вкраплениями далеких бриллиантовых звезд; и немного — лилий…

— Это хороший транспорт, — шептал Мастер Войны. — Его боевой мощи хватит, чтобы истребить целую планету… Моя корабль… и ты… лучшие. Стреляй, Алина.

Она зажмурилась, а потом распахнула глаза и вдавила пальцы в эти гашетки, названия которым она не знала, и почувствовала краткий удар пульса, отдавшийся по всему опасному, хищному телу звездного корабля. Мертвый остов старого спутника вспыхнул и брызнул осколками.

— Лучшая, — выдохнул Мастер Войны, и горячие губы коснулись шеи Алины.

Как же так… Алинка. Помолвка. Боже мой, не успеешь вздохнуть — а дочери уже восемнадцать, выросла, замуж выходит. Будто миг прошел… а что для тебя тогда это время?

Ирма положила сумочку на столик в коридоре и выключила телефоны — сотовый, домашний. Чтобы хотя бы часть безвозвратно уходящих минут, секунд оставить себе. И ему.

Прошла в комнату. Едва растянулась на диване под окаянной вазой — сладко, скинув туфли, — как эльф, севший было рядом, тут же упруго поднялся и ушел в ванну.

— Тай…тингиль, что с тобой?

Ирма прислушивалась, готовая бежать на звук ломающегося дорогостоящего пластика… но обошлось — витязь явился, прижимая к лицу полотенечко для рук, в незапятнанной одежде. Подумал, скинул жилет и рубашку, снова устремился к своей женщине. Руками, насухо вытертым лицом, плечами. Что-то тянуло его как магнитом; заставляло все время искать ее близости, ее тепла; Тайтингиль действовал безотчетно, как в тумане, касался бережно, легко, ласково.

Ласково.

Ирма запустила пальцы в его длинные волосы.

— Прошло?

— Нет, Ирма. Теперь не пройдет. Мой удел таков… что теперь — не пройдет. Надо только не пропустить момент — когда. Чувствую, что близко. Очень.

Душная московская ночь, перегретая бетоном, впитавшим солнечные лучи, падала на город черной вуалью. Затихали звуки, зажигались огни.

— Чем я могу тебе помочь? — прошептала Ирма.

Витязь молчал.

Чуть растерявшись.

Эльфийка знала бы, чем помочь — петь, поддерживать всей своей душой силы идущего в сражение, протягивать нити тепла и радости, чтобы воин ощущал опору семьи и родного крова. А что может человеческая женщина?

— Все правильно, Ирма. Ты… все делаешь правильно, — отозвался эльф. — Жди меня, и я вернусь. Просто жди… а если станет некого ждать — будь счастлива, сколь сможешь и сколь останется этому миру. Паучиха не пожрет его разом, Ирма.

Они снова обнялись.

И снова крошечная алая капля пробежала по губе воина. Ирма потянулась к полотенечку, вытерла кровь. Эльф улыбнулся.

— Я сейчас. — Женщина встала, сунула ноги в удобные шлепки и пошла к пульту связи с охраной. Поговорила.

Полезла в шкаф, достала два громадных толстых одеяла и пару подушек.

— Возьми, пожалуйста, и пойдем со мной.

Эльф кивнул и сгреб постельные принадлежности двумя руками.

Они поднялись на лифте еще на восемь этажей, встретили там охранника, который электронным ключом отомкнул решетчатую дверь; поднялись на крышу здания… и Тайтингиль обмер.

Город раскинулся внизу невероятным черным ковром, прошитым огнями. Он мерцал и переливался — по сосудам дорог текли ручьи света фар, а редкие облака отсвечивали всевозможными тонами розового, голубого, желтого, фиолетового. Рукотворная стихия билась пульсом и трепетала. Особая материя, живое пространство, дышащее сейчас свежим ночным воздухом.

Эльф задрал голову — над Москвой сияли звезды.

Выпрямился — кровь остановилась.

Тем временем Ирма деловито расстелила одно одеяло, бросила пару подушек-думок. Ловко стянула роскошное платье от Беспрозванного, залезла под второе одеяло, укутавшись по уши, и уставилась в небо.

Эльф улыбнулся.

— Ты приходила сюда раньше.

— Два раза, — отозвалась Ирма. — Первый — когда только купила эту квартиру. Алинка заснула… а меня… распирало. Распирало просто. Я не могла уйти далеко, она еще не такая уж взрослая была, Алинка. А теперь… да. А второй раз — когда умерла бабушка. Я да, я приходила сюда на пару часов и лежала вот так. Я…

Тайтингиль тоже разделся и юркнул под одеяло, наслаждаясь плотным верблюжьим теплом. Прижал свою женщину — она была в белье и бриллиантах и в сложном запахе дорогого парфюма, который мешался с нотками усталости и грусти.

— Хорошо, что ты отдал рубин Алинке. Хорошо…

— Пришло время так сделать, — задумчиво сказал эльф. — Я передал его дальше… Дочери?.. В своем роду…

— У вас ведь нет браков? — так же полувопросительно выговорила Ирма. — Нету?.. Регистраций там… Венчаний?

— Мы знаем, что такое брак, — тихо рассмеялся эльф. — И конечно, знаем, что такое семья. И секс тоже, да. — Его серьезные серые глаза озарились искристым весельем, он обнял Ирму, вжался подбородком в ее макушку и продолжил серьезно: — В глазах любого из моего народа ты — моя супруга. Вот так, без колец, хотя я, вероятно, должен был дарить их, без браслетов и венцов.

Долгие минуты летели — Ирма и Тайтингиль целовались, как будто у них не было еще ни единого свидания. Женщину накрыли волны золотых волос, тонкий аромат липы и песка, солнца и металла.

— Не уходи…

— Я должен…

— Я буду ждать…

— Я надеюсь, Ирма. Делаю то, что должен, — и надеюсь. Потому что без надежды было бы совсем невыносимо.

В элитной московской квартире площадью в необъятное количество квадратных метров, заставленной коллекцией гераней, фиалок и гибискусов, пахло крепким ароматным табаком.

За низким антикварным столиком, растопырившим бронзовые лапы, в удобнейших гигантских креслах развалились четверо.

Жилистый лысоватый молодой мужчина с вострым волчьим телом, волчьим лицом что-то пил из непрозрачного, словно посыпанного хрустким сахаром хрустального стакана.

Импозантная пожилая дама в наряде бохо-шик и восточных туфлях на босу ногу курила длинную трубку с изящным чубуком и с видом капризной, избалованной леди капала сладкий сливочный ликер в крошечный наперсток кофе.

Совершенно расхристанный молодой человек в расстегнутой белой рубашке, обнажающей накачанное загорелое тело, простерся в кресле в позе убитого в висок красноармейца. Дреды молодого человека были раскинуты веером, в руке — пузатый стаканчик из Богемии со льдом и виски на полпальца.

В четвертом кресле растянулся черный мейн-кун, позой чем-то невероятно напоминавший молодого человека с дредами. Разве что очи кота были сладостно прикрыты.