Мировая борьба. Англосаксы против планеты - Андрей Фурсов

В то же время ни Кочетов, ни другая часть державного лагеря – «русисты-почвенники» не смогли предложить реальной альтернативы разложению комстроя и перспективе конвергенции, т. е. обуржуазивания, о котором мечтала часть номенклатуры. Разумеется, они не могли это делать по цензурным соображениям – пришлось бы открыто признать факт разложения, гниения советского общества, а как известно, рыба гниёт с головы, однако мемуары показывают, что и в их «подцензурных» статьях и разговорах такая альтернатива не просматривается. В этом плане события в ЧССР выявили острую проблему развития социализма: неспособность как властей, так и сторонников социализма сформулировать интеллектуальную и социальную альтернативу «либерализации», которая в условиях существования двух систем в перспективе означала обуржуазивание.

С учётом сказанного выше возникает несколько вопросов. Первый – надо ли было вводить войска? Ясно, что ввод войск был плохим вариантом, но не вводить войска было нельзя, можно было потерять Чехословакию в мировой системно-геополитической игре. Очень чётко сформулировал дилемму советского руководства Ю. В. Андропов во время встречи с коллегами из ГДР в сентябре 1968 г.: «У нас был выбор: ввод войск, который мог запятнать нашу репутацию, или невмешательство, что означало бы разрешить Чехословакии уйти со всеми последствиями этого шага для всей Восточной Европы (подч. мной. – А.Ф.). И это был незавидный выбор».

Сказанное Андроповым в значительной степени отвечает на второй вопрос: каким был главный мотив ввода войск – политико-идеологическим или геополитическим? Ясно, что второй. Об этом свидетельствует и уже цитировавшаяся фраза А. А. Гречко, о том, что войска будут введены даже в том случае, если это решение приведёт к Третьей мировой войне. Но, быть может, слова Гречко и Андропова – это всего лишь пропаганда, оправдание военной акции, главным в которой была политико-идеологическая составляющая? Нет – об этом свидетельствует братиславское коммюнике. В нём советское руководство согласилось на «третий путь», на «социализм с человеческим лицом» при условии, что ЧССР остаётся в ОВД. Вот что было главным.

Об этом прямо пишут и неангажированные западные исследователи. Вот, например, что пишет автор книги «Операция “Раскол”» С. Стюарт: «…в каждом из этих случаев (ввод войск в Венгрию в 1956 году и в Чехословакию в 1968 году. – А.Ф.). Россия стояла перед лицом не только потери империи, что имело бы достаточно серьёзное значение, но и перед лицом полного подрыва её стратегических позиций на военно-геополитической карте Европы. И в этом, больше чем в факте вторжения, состояла действительная трагедия. Именно скорее по военным, чем по политическим причинам контрреволюция в этих двух странах была обречена на подавление: потому что, когда в них поднялись восстания, они перестали быть государствами, а вместо этого превратились просто в военные фланги».

Третий вопрос: выходит, решая свои геополитические задачи СССР прервал строительство демократической модели социализма? Ответ на этот вопрос прост: возможности строительства демократической модели социализма в мире, в котором идёт противоборство двух систем – капиталистической и коммунистической – ничтожны.

Размышляя о том, привело бы развитие событий в ЧССР (и Венгрии) к созданию реформированного социализма, если бы не ввод войск, М. Вольф считает такой вариант весьма маловероятным, поскольку он требует двух условий. Первое – изменения в Москве, как это произошло при Горбачёве. Второе, что ещё более важно, «строгое соблюдение невмешательства со стороны Запада, а кто был намерен всерьёз занимать такую позицию?». Вольф знает, что говорит: в условиях системного геополитического образования попытка создать в той или иной стране «социализм с человеческим лицом» тут же была бы использована Западом для буржуазной трансформации этого общества, причём, как показал пример Восточной Европы и РФ 1990-х годов, вовсе не в «демократический капитализм», а в периферийный капитализм с бесчеловечным лицом. Нет сомнений, что так бы произошло и с Чехословакией без ввода войск в августе 1968 г.

Более того, демократизация политики и рыночные реформы – суть деятельности команды Дубчека – всегда рассматривались Западом как средства создания управляемого хаоса в своих интересах. Это прямо признают творцы стратегии «управляемого хаоса» на Западе. Так, Стивен Манн (высокостатусный дипломат; с 1976 г. – спец по СССР; с 2004 г. – спецпредставитель президента США по евразийским конфликтам) говорит о необходимости «усиления эксплуатации критичности» (т. е. максимального обострения напряжённых и конфликтных ситуаций) и «создании хаоса» как инструментах обеспечения национальных интересах США. Ну а в качестве механизмов создания хаоса в лагере противника, будь то соцлагерь, СССР или Россия он прямо называет «содействие демократии и рыночным реформам». Именно это было использовано против СССР при Горбачёве и против ЧССР при Дубчеке. О том, что «горбачёвщина» и «дубчековщина» – явления одного порядка, говорили многие, в том числе горбачёвцы. Так, в своё время мидовец Г. Герасимов на вопрос, в чём разница между горбачёвскими и чехословацкими реформами, ответил: «В девятнадцати годах». Только в 1968 г. «управляемый хаос» удалось прекратить, а в 1987 г. сил, способных это сделать и повернуть номенклатурную либерализацию в сторону общесоциальной демократизации в интересах общества в целом не нашлось; строй сгнил, в результате комбинации внутренних причин и внешнего воздействия.

Повторю: СССР не мог не ввести войска – это было наименьшее из зол. Но и победой этот ввод мог быть только Пирровой – здесь задумка Запада была беспроигрышной, а СССР к этому времени (сказался синдром «Карибского кризиса» – кризиса, который требует переоценки и сам по себе и с учётом того, что произошло в мире и с миром в последние десятилетия) главным образом реагировал на ситуации, а не создавал их. Так, советскому руководству вряд ли пришло бы в голову проявить инициативу во время майского кризиса во Франции и направить действия компартии и профсоюзов Франции в такое русло, что был бы спровоцирован, например, ввод натовских танков в Париж из ФРГ (куда в разгар событий улетел де Голль). То-то была бы «Парижская весна» и её кровавое подавление сапогом натовского солдата. А как это можно было бы использовать в информационно-пропагандистской войне! Аморально? А морально то, что делали западные спецслужбы в Чехословакии и то, как провоцировался ввод войск ОВД, как Запад использовал его в антисоветской пропаганде?

С точки зрения абстрактного гуманизма ввод войск ОВД в Прагу и силовое прекращение процессов демократизации общества может быть оценен только негативно. Но тогда с позиций абстрактного гуманизма нужно рассматривать и действия противников СССР в Холодной войне, нужно их оценивать по такой же – абстрактно-гуманной шкале.

Во второй половине ХХ в. США по самой скромной оценке более 50 раз вводили свои войска на территорию других стран, подавляя левые, демократические движения и ставя у власти тиранов, палачей, в лучшем случае реакционеров (из событий 1960-х годов – агрессия против Вьетнама, ввод войск в Доминиканскую Республику в 1965 г.). А миру это представлялось как борьба за свободу и демократию.