День джихада - Александр Щелоков

Пять минут спустя стрелки заняли прекрасную позицию, с которой просматривались стрелковые ячейки боевиков, выложенные полукругом брустверами из камней. С южной стороны, где расположилась группа, ячейки были полностью открыты. В устье потока, впадавшего в речку Мешехи, виднелся бетонный колпак. Его чеченцы даже и не пытались маскировать, поскольку появление артиллерийских орудий в этих местах вряд ли стоило ожидать. Зато под обстрелом пулеметчика или гранатометчика, находившегося в укрытии, оказывалась вся узкая щель, по которой текла Мешехи до самого ее впадения в Аргун.

У центральной ячейки на склоне собрались в кружок пятеро бородачей. Шестой безвылазно сидел у пулемета в бетонном укрытии. Здесь, в глубоком тылу, надежно прикрытые горами со всех сторон, никто из них не чувствовал для себя опасности. Изредка прилетавшие сюда штурмовики и вертолеты федеральных войск мелким оборонительным позициям боевиков не угрожали. Для бомбежки они выбирали крупные объекты и дорогу, проложенную по ущелью Аргуна в сторону дружественной Грузии.

Боевики о чем-то оживленно беседовали. Двое из них курили.

Стрелять в людей, спокойно сидевших и дымивших сигаретами, по канонам рыцарства и гражданской морали неудобно. Однако война в двадцатом веке не придерживалась добродетелей и не руководствовалась велениями чести и совести. «Иду на Вы!» — это история. Более того, история весьма сомнительная.

Все, кто взял на прицел беззаботно куривших боевиков, знали: промахнись ты, они уже не промахнутся.

Все ждали одного: выстрела Тарана, которым тот должен был снять боевика, укрывшегося в колпаке. Даже оставшись один, он мог сорвать хорошо продуманную акцию.

Таран, заняв позицию, первым делом расчистил сектор обстрела. Он знал, как нервируют стрелка, казалось бы, незначительные мелочи — сучья, мотающиеся перед глазами, камни, оказавшиеся на линии прицеливания и отвлекающие взгляд. Чистая линия визирования цели — одно из важных условий меткого выстрела.

Таран напряженно всматривался в прицел. Пулеметчик был надежно прикрыт толстым слоем железобетона, и в амбразуре лишь изредка появлялась его спина, обтянутая бронежилетом. Конечно, лучше всего было бы подловить его, когда он выглянет в амбразуру, но время шло, а этого не происходило.

Солнце близилось к полудню. Боевики, исправно соблюдая обряды, уже дважды совершили намаз. Три раза в колпаке сменялись пулеметчики, но ни разу при смене оба одновременно не выходили из укрытия.

Приходилось терпеливо ждать.

Наконец пулеметчик в бронеколпаке чуть нагнулся. Таран в прицел увидел его горло, не прикрытое защитным жилетом.

Пятеро боевиков, коротавших время за разговорами, выстрела не услышали и потому не поняли, что произошло. А возможности выяснить в чем дело, им уже и не дали.

Бритвин попал точно в ложбинку на затылке араба, который направился к бронеколпаку на смену пулеметчику. Моджахед умер раньше, чем успел взмахнуть руками. Он рухнул, как подрубленный, на камни лицом.

Полуян срезал третьего моджахеда, который первым среагировал на падение товарища. Тот вскочил, чтобы броситься на помощь упавшему, когда пуля ударила ему в позвоночник.

По одному выстрелу затратили на свои цели Резванов и Столяров.

Только Ярощук сделал два выстрела. Его моджахед в момент первого нагнулся за автоматом, и пуля прошла мимо. Вторая нашла цель.

Главное, чего добивался Полуян, было сделано: над ущельем не прозвучало ни одного громкого выстрела. Оружие, которым пользовалась группа, имело надежные, заводского производства, глушители. Догадайся хоть один из моджахедов пальнуть хотя бы в воздух, звуки стрельбы долетели бы до усадьбы шейха и там на них обязательно отреагировали бы.

Но никто не пальнул.

Над полем боя, над ущельем царила тишина, а в поднебесье, никем не потревоженный, раскинув крылья, широкими кругами парил орел.

Убрав трупы, группа разделилась на две части.

Полуян, Столяров и Ярощук остались на блокпосту, чтобы к ночи выйти в тыл усадьбы шейха. А Резванов, Таран и Бритвин кружным путем направились через горы к кошаре, куда на ночь пастух Мухаммад пригонял отару.

В сумерках чабан Мухаммад Рахим загнал овец в загон, а и сам сел на плоский камень, чтобы растереть болевшую ногу. В последнее время судороги все чаще сводили икры даже в состоянии покоя. Боль при этом случалась такая, что темнело в глазах и хотелось выть по-волчьи, тоскливо, во весь голос. Чтобы смягчить страдания, приходилось вскакивать с ложа и вставать, перенося вес тела на болевшую ногу. Тогда судорога медленно уходила, но икра в том месте, которое только что нестерпимо болело, еще некоторое время ныла, словно потревоженный зуб.

Стараясь предупредить рецидивы болезни, Мухаммад, находясь на посту, периодически присаживался и массировал икры, крепко сжимая, растирая и поглаживая их.

Вот и сейчас он устроился у стены овечьего загона, положив на колени автомат и накинув на плечи развернутый спальный мешок. Из-за зазубренных скал, далеко на востоке, медленно поднималась луна. Небо, темное и холодное, опоясывала серебристая лента Млечного пути. Внизу лежала тихая долина. Над ней, выползала из щели, по которой протекала река, серая пелена тумана.

Мир, свободный от людей, от суеты, которая наполняет их жизнь, казался удивительно спокойным и умиротворенным.

Внезапный шум за спиной, заставил чабана вздрогнуть. Но он не успел даже привстать: крепкие руки повалили его, прижали к земле.

Чабан — пролетарий отгонного скотоводства — был единственным, кто остался живым в этот день после встречи с группой Полуяна. Связав, его оставили ночевать в кошаре. И он лежал до утра, мучаясь оттого, что не успел принять дозу, ставшую для него необходимой…

Ровно в двадцать три пятьдесят обе части группы вышли на исходные позиции. Полуян включил рацию.

— Мы готовы, — сообщил он и подал команду. — Первый, гони!

— Пошли! Пошли!

Таран ожег плетью гнедого коня, которого держал в поводу, затем стегнул рыжего.

Кони помчались в сторону дома.

Проследив за ними несколько мгновений, Бритвин бросился вправо, добежал до тутового дерева, упал за него и приготовился к стрельбе.

Со стороны дома послышался топот нескольких пар ног. Это к стрелковым ячейкам устремилась охрана. Значит, сигнализация сработала четко.

— Второй, гони!

Резванов взмахнул палкой и начал лупить по спинам баранов, сбившихся в тесную кучку. Бараны беспорядочно заметались, но Резванов, словно опытный чабан быстро управился с ними, сгрудил и направил в сторону дома.

— Гэй, гэ-гэй! Пошли! Пошли!

Еще несколько взмахов палкой, и бараны поняли, что от них требуется. Дробно стуча копытцами по каменистому грунту они гурьбой помчались к усадьбе.