День джихада - Александр Щелоков

Бен Ари понял, что Полуян затрудняется назвать его по имени, поскольку не знает, как его именуют здесь, в Грузии.

— Бен Ари, — подсказал он. — Здесь я с официальным визитом.

Все сразу встало на свои места.

— Мистер Бен Ари, условия, которые были обговорены при встрече в Москве, нам удалось выполнить полностью. Мы встретили человека, имя которого было названо вами, и препроводили его сюда…

Бен Ари улыбнулся.

— Полковник, можете ставить дипломатию. Майор Долидзе в курсе наших дел.

— Тогда все проще. Я думаю, вам надо принять у нас шейха и побыстрее отсюда…

Полуян вдруг замялся, а потом и засмеялся.

— Уматывать, — закончил за него Долидзе. — Я тоже так думаю, простите за откровенность. С этим шейхом у нас еще будут заботы…

Полуян кивнул Тарану.

— Приведи шейха, — он посмотрел на Бен Ари. — Прошу прощения, товар немного с душком…

— Господин Васильев…

Полуян улыбнулся. Дипломат не забыл, как он представился в Москве Вахтангу Окропиридзе, и назвал его именно этим именем. Бен Ари протянул Полуяну закрытую на молнию барсетку.

— Здесь все, что завершает наш контракт. Простите…

Он взял Полуяна под руку и отвел в сторону.

— Игорь Васильевич, если со мной что-то случится, в сумочке вы найдете визитку Аарона Гольдберга. Он в курсе всех наших дел и вы доведете с ним до конца финансовые дела. Теперь еще. Не обижайтесь, но я скажу, что тем, кто воюете с чеченскими формированиями на фронте, вряд ли доведется увидеть в плену террористов масштаба, которого взяли вы.

— Хотите сказать, что у Басаева и Хаттаба калибр поменьше?

— Нет, имею в виду другое. Террорист, убивший одного человека, столь же гнусен, как и убийца ста других. Просто и Басаеву, и Хаттабу позволят скрыться, в крайнем случае просто тихо убьют. До суда, как то сделаем мы, дело не доведут. Даже Масхадову этого бояться не стоит.

— Вы уверены?

— На девяносто процентов. Чеченский терроризм подготовила, вскормила и вооружила российская власть. Значит, и суд неизбежно дойдет до этой истины. Но кто же ему такое позволит? — Бен Ари пристально посмотрел на Полуяна. — Надеюсь, вы понимаете, что как дипломат я вам такое говорить не должен. Но как солдат солдату…

— Я именно так все и понял.

Они вернулись к группе. Долидзе вновь наполнил пиалы.

— Мистер Бен Ари, — сказал Полуян, — я надеюсь, вы будете моим свидетелем.

— Простите, господин Васильев, в чем?

— Если власти Грузии предъявят России претензии за нарушение нашей группой государственной границы, я надеюсь, вы подтвердите: девственная чистота суверенной грузинской земли не была тронута.

— Товарищ Васильев! — майор Долидзе сделал обиженное лицо. — Зачем вы так? Я, кажется, не давал причины подозревать меня в двойной игре.

— Майор, давай без обиды. Я в первую очередь думаю о тебе. Мы уйдем, а на тебя доброжелатели накатают телегу, что ты позволил нам здесь бесчинствовать. Мне бы этого очень не хотелось.

— За дружбу! — поднял кружку Долидзе. — Жду, когда здесь появятся русские коллеги. Будет с кем раздавить бутылочку.

Они выпили.

— Ты что-то хотел сказать? — взглянув на майора Долидзе, спросил Таран.

— Хотел. И скажу. Только лучше отойду на свою территорию. Для предосторожности.

— Зачем? — не понял Таран.

— Затем, что ты мужик здоровый, с тобой не сладишь. Не дай бог обидишься еще. Чего доброго кулаком махнешь. А я на своей территории я под защитой самого демократического в мире грузинского закона.

— Ну ты даешь! — усмехнулся Таран. — У нас для таких случаев покупают дамские прокладки с крылышками. С ними можно чувствовать себя в безопасности в любом месте. Впрочем, давай, отходи.

Долидзе сделал несколько шагов назад, отошел за линию, которую не условно обозначил как границу двух государств.

— Теперь говори, — предложил Таран.

— Говорю, дорогой, говорю. — Долидзе выглядел вполне серьезно. — Чем больше о вас, русских, думаю, тем больше убеждаюсь, что Россию и в самом деле умом понять нельзя. Каждый из вас по отдельности человек умный. Но все вместе вы никогда не понимаете своих интересов, своей выгоды. Вот диктатор товарищ Сталин бескровно и тихо решил для России проблему Чечни. Вы Иосифа Виссарионовича за это обгадили. Потом ваши демократические президенты все поставили на прежние места, опять создали чеченскую проблему и стали ее решать со стрельбой и жертвами. Пустили кровь не только чеченцам, но и своим. А вы в полном душевном равновесии называете это демократией. Вот и пойми вас умом…

— В чем-то ты прав, майор, — согласился Таран, — но потому что стоишь сейчас на своей территории. На нашей ты бы этого не сказал. Понимаешь, в чем разница?

— Потому я и ушел к себе. В нашу грузинскую демократию. А если захочу сказать правду и о ней, сделаю шаг в вашу сторону…

Они оба расхохотались.

Полуян слушал их беседу вполуха. Он смотрел на горы, в сторону, с которой они не так давно пришли сюда.

Глубокая щель тектонического разлома разделила монолит каменной тверди гор на две части. Дна пропасти не было видно. Снизу, поднимаясь, клубился молочный туман. Луч солнца, уползавшего за зубчатый гребень хребта, окрашивал испарения в красные цвета, и, казалось, провал заливала густеющая кровь.

Полуян прикрыл глаза и медленно отвернулся.

Он не боялся ни высоты, ни крови. Его не пугала глубина багрово дымившейся пропасти. Его пугало другое.

В красноте глубокой щели он увидел образ живой раны земли.

Здесь, по горам Чечни, пролег разлом, разорвавший на части его страну. Ту, которую одни называют «этой страной», другие гордо именуют державой, за которую им обидно, но не делают ничего, чтобы устранить причины этой обиды.

Эту трещину, этот разлом видели все, беспокоила они многих, беспокоила по-разному, но самым страшным было то, что образовали разлом не тектонические силы, а старания тех людей, которые в великой России считали себя великой властью и потому для еще большего собственного возвышения кололи державу на части, чтобы пролив кровь, соединить осколки воедино и прослыть собирателями земель, великими президентами, политиками, полководцами.

Однако кровь лишь тогда что-то соединяет, когда она пролита за справедливое дело. Во всех других случаях кровь делает людей убийцами, подельниками, врагами-кровниками.

Уйдет солнце и цвет дымящегося тумана в щели изменится, но трещина, разделившая земли России еще долго будет кровавой.

Он посмотрел на своих людей. Их было всего шестеро. В руках каждого находились судьбы своя и всех товарищей. Они прошли через хребты, преодолели перевалы, пробрались над пропастями и провалами, переправились через реки, обошли камнепады, выдержали испытания огнем и боями, но остались живы, обеспечили себе не роскошную жизнь олигархов, но вполне достаточное существование профессионалов.