Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов

обращал внимание казаков, что «Москва» не доверяет им, разместив украинские полки якобы в середину походного порядка русской армии («Москва… веры вам не мает, по середини вас водит»), и даже хочет уничтожить все казацкое войско во время похода («мы так разумеем, що вас лише до Днепра дойшовши, ни одного доброго казака не заставлят, всих вас погублят»), тем более, что оно исполнило свою задачу, доведя армию Голицына до Крыма. Об этом свидетельствовали попавшие в плен к крымцам русские: «которыя москва тут впала, то на вас кажуть, що заднепрское войско нас до Крыму привело барзо добре». Соответственно Батырша указывал гетману, что теперь самое удобное время для разрыва украинских казаков с Россией, поскольку позднее уже такой возможности не будет: «тепер сами бачите и наши пути, чи коли тепер москве що не учините, то вже до самого света не учините». Крымцы готовы были помочь в организации антироссийского выступления, предлагая казакам дать знать, в какой момент и в каком месте можно атаковать голицынскую армию («зь якого боку нам до вас припасти позволяете, то мы на той край ударимо, чтоб вас вызволити»). Подобная акция, по словам Батырши, обеспечит казакам славу «на весь свет». В случае согласия он обещал прислать и письмо от самого хана, а казаков просил подать сигнал путем поднятия белого флага. В ответ крымцы должны были продемонстрировать свою хоругвь: «А вы свой знак, белую корогв укажите, коли хочите з нами до смерти мешкати, и свой знак вам оказую, жовтый конь, грива черная и хвост черной и корогва в три парусы, середней парус зеленой, а крайние парусы белые»[826].

Помимо гетмана, отдельное письмо, похожее по содержанию, предназначалось старшине и казачеству. Батырша писал к ним «с ширым серцем», посылая «унижене поклон свой всей громаде малому и великому». Так же как и гетману, казакам сообщалось о речах русских пленных, радовавшихся, что казаки привели московское войско на Крым. Указывалось, что это не причинит вреда Крымскому ханству («нам война ничего не завадит»), но грозит погибелью всему войску: «саме о себе годайте, вас москва на якую речь водит, што водят вас за злость». Крымская сторона уверяла, что сочувствует казачеству и поддерживает его, напоминая о прошлых временах украинcко-крымского союза («мы за для вас барзо жалуем, бо сами знаете килко в товаристве были есмо, за для того нам жаль»). Завершая письмо, Батырша обращался к Войску Запорожскому, предупреждая его об угрозе превратиться в московских невольников и подчеркивая, что потом, когда русское войско отступит, татарской поддержки казакам уже не будет: «Памятайте, что будете в лыченых (видимо, лапти, от слова «лыко». — Авт.) по столах ходить, бо бунты лепше тут з нами вкупе чинити, неж меж городами, за сим войском мы не застанемся до самой Москвы»[827].

Несмотря на то что ответа на указанные тексты, судя по всему, не последовало, Селим-Гирей все же отправил гетману Мазепе послание. В 1705 г. гетман в письме руководителю посольских дел Ф. А. Головину вспоминал, что уже после переправы через Конские Воды хан, находившийся за 10 верст от русского лагеря, прислал к гетману пленника, казака Полтавского полка, с «коварственным своим писмом». Он призывал соединиться с ним и «на рати» царского величества «союзным оружием ополчитися и устремитися», либо хотя бы просто «отступить» от русских войск, «не дая им ни единой помощи» и тем самым позволив крымцам «свободнее» их «преодолети и в намерении своем поганском совершенство получити». Мазепа якобы передал это письмо В. В. Голицыну[828], хотя обнаружить его текста в архиве пока не удалось.

Отступление русской армии

В. А. Змеев спустя год заявлял, что русская армия отошла от Перекопа только лишь для того, чтобы запастись конскими кормами и водой, намереваясь подступить к перешейку вновь[829]. Однако ухудшавшееся состояние войск, неудача крымских переговоров подвигли Голицына на то, чтобы объявить совершенное отступление. По выражению главнокомандующего, «если бы перестоять под Перекопью еще один день, и… ратных людей невозможно б вывесть… без великого страшного упадку». Отходить пришлось по усилившемуся безводью (Голицын писал, что «на Зеленой и на Черной долинах вод нет, а и в Колончаке самая нужная вода, копаны колодези, что невозможно таким ратем водою из тех колодезей удовольствоваться ни единого дня»), с боями переправляясь через Каланчак, поскольку отряды противника преследовали русское войско, вступали с ним в мелкие стычки и поджигали траву в окрестных полях[830].

Отступавшие русские войска несли спорадические потери от обстрелов из лука и охоты татар на небольшие группы либо одиноких ратных людей, нередко отстававших от основного лагеря в поисках фуража или воды. Так, 24 мая «з боем и з лошедью» был взят в плен человек стольника И. И. Яковлева (из роты И. А. Дашкова) Петрушка Кондратьев сын Белой, попали в плен А. Иванов, человек стольника Ивана Большого Лихарева, двое людей стольника А. А. Мешкова-Плещеева, еще двое слуг стрелецкого полковника М. Ф. Кривцова, 25 мая — люди стольника Г. Г. Камынина (рота Б. Бутурлина) и др.[831] Видимо, в связи с этим 25 мая В. В. Голицын еще раз повторил уже неоднократно издававшийся приказ московским чинам не отпускать своих слуг далеко от лагеря. Тем дворянским людям, кто «от обозу в далних местех поиманы будут», Голицын грозил смертной казнью, хотя для этого их надо было сначала освободить из плена[832].

Начался падеж лошадей. 25 мая войску было объявлено, что «у болшого наряду (артиллерии. — Авт.) под полковыми припасы многие лошади пристают и за тем походу чинитца мотчание». В связи с этим ратным людям приказывалось облегчить груз артиллерийским лошадям и «для легости» взять «с тех казеных подвод зелья и свинцу и пушечных ядер сколко кому возможно», приказав их «весть… з береженьем»[833]. О массовом падеже лошадей под большим нарядом главнокомандующий сообщал польскому королю Яну Собескому: войска отступали «чрез песчаные кочкары безводными месты девять дней, токмо для войска имея мало что воды на возах, а кони и волы под великими пушками от безводия истаявали». Лишь перейдя «чрез великие пески в кочкарах, будучи у Днепра», войска «отдохновение получили»[834]. С. Глосковский сообщал, что по причине огромного падежа лошадей орудия приходилось тащить людям, из-за этого русское войско при отступлении проходило лишь полторы мили в день; пешими оказались также многие рейтары[835].

Армия отступала вдоль Днепра, чтобы пополнять запасы воды. Опаясаясь, что крымское войско нападет всеми силами, Голицын отправил П. Гордона «с