Странник - Петр Катериничев

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. – Даша задумалась, сказала:

– Ночью все другое. Если не спишь, думается почему-то о том, о чем днем и не гадалось. А порой мне кажется, что все уже исчезло там, за темными окнами, и остались только мы с тобой, вдвоем, на всей-всей земле, и если что-то случится и кто-то из нас погибнет, то не будет у мира никакого будущего, со всем не будет. У тебя так бывает?

– Иногда.

– Знаешь, Данилов... А я ведь совсем ничего не знаю о тебе... Вот смотрю сейчас на тебя, и меня просто жуть берет! Вот если бы ты не прибрел вчера загорать, а я бы, как дура, не села в машину к тем дебилам, мы бы никогда не встретились! Понимаешь? Ни-ко-гда! Что-то жуткое есть в этом. А еще хуже другое: даже если бы и встретились, то разминулись бы, прошли, слегка окинув друг друга взглядами... Нет, я отметила бы про себя: какой спортивный мужчина, и какой у него взгляд, и он, наверное, не очень-то счастлив, но ты бы уже прошел мимо, а я бы не стала возвращаться, потому что просто не знала бы, как быть дальше – подойти к тебе, спросить что-то, познакомиться?.. И вдруг бы ты оказался вовсе не таким?.. И мне стало бы изначально жаль того образа, идеала, что я уже успела бы придумать, и я точно не вернулась бы, и продолжала бы сочинять тебя, и ты бы становился все тусклее или, наоборот, совсем героем, а я бы жалела и жалела всю жизнь, что прошла мимо... Ты представляешь, сколько людей разминулись и так и не нашли друг друга? Я даже знаю почему: просто людям страшно поступков и жалко, что окружающий мир может разрушить тот, вымышленный, что живет в их душах. Я непонятно говорю?

– Понятно.

– Мне очень легко с тобой, Данилов. Ты умеешь слушать. И сочувствовать.

Сочувствие – это половина счастья. «С-часть-е». Когда ты – часть меня, а я – часть тебя, и это так хрупко... Ты словно знаешь обо мне что-то, чего и я в себе еще не знаю. И понимаешь это. И прощаешь. Мне легко с тобой... Ты чувствуешь то, о чем я молчу. И даже если я все это себе выдумала, я хочу, чтобы было так. Любовь не требует ничего и желает всего.

Даша допила чай, прикурила сигарету. Некоторое время она молча наблюдала за завитками дыма, потом сказала, обиженно вздохнув:

– Мне вовсе не хочется курить. Но ты молчишь, молчишь... Я ведь тоже чувствую. Чувствую, что ты где-то далеко сейчас, не со мной. Нет, мужчины вообще таковы, я давно заметила, и порой кажется, что вы просто делаете одолжение нам хотя бы тем, что не прерываете то, что мы хотим вам сказать... И по правде, тогда чувствуешь себя такой неуместной и глупой... Но с тобой – все не так. Я же вижу, тебя мучает что-то, беспокоит... Я наговорила глупостей в машине, извини. Ты прав: между воином и убийцей разница еще большая, чем между львом и псом-трупоедом. И я успела тебя расстроить... Но ты же сильный: прости меня.

– С тобой я очень-очень слабый.

– Это плохо?

– Это замечательно.

Теперь Даша глядела на него, положив голову на ладощу – Смотрю на тебя и все равно не верю... И не могу наглядеться. А ты...

Почему ты так на меня смотришь?.. Ты вот также смотрел на меня прошлой ночью там, у тебя в квартире. Будто собираешься запомнить меня навсегда. Но я... Я вовсе не собираюсь умирать и тебе погибнуть тоже не позволю ты понял? Хотя... – Даша пригорюнилась как-то вдруг, разом. – Может, я вообще не о том, а, Данилов?

Ты вот смотришь на меня, и словно сквозь, и что ты видишь – в своем прошлом или в душе своей – откуда мне знать... – На ресницах девушки блеснули слезинки, крупные, как капельки росы на цветке. – Это ты для меня вдруг, в одночасье, сделался всем, а я... Может быть, я – просто подорожник? Пришла, повисла на шее и не отпускаю. – Даша закрыла лицо ладошками и заплакала горько и безутешно, как оставленный ребенок. – Ничего, ничегошеньки я не понимаю в этой жизни...

Жила всегда за папой, как во сне, как в той сказке про принцессу, которую берегли от уродств и тягот жизни и тем – погубили... А ты слушаешь меня, а я стараюсь и тебя убедить, что я твоя теперь, и себя, наверное... Ты любишь меня?

– Да.

Еще и слезинки не высохли, а Даша уже улыбнулась, и все лицо ее преобразилось мгновенно, словно свежий луг озарил-ся солнцем после теплого летнего дождя.

– Вот сидишь ты, Данилов, и думаешь, наверное, какая я все-таки взбалмошная дура... Ну да: когда влюбляются – глупеют. А потом... Наверное, я еще не выросла.

– Разве?

– Да, я знаю. Я слишком прямолинейна. Как подросток Взрослые женщины так не поступают.

– Откуда ты знаешь, как поступают взрослые женщины?

– Знаю. У папы была не одна.

– Ну и что же ты выяснила?

– Настоящая женщина никогда не говорит ничего определенного. Ни «да», ни «нет». И мужчины именно поэтому сходят по ней с ума. А я... Я не люблю ничего неопределенного. Ведь жизнь слишком коротка, чтобы заполнять ее кокетством.

Поэтому я и не хочу взрослеть. – Даша взяла маленькую пузатую бутылку с коньяком, плеснула чуть-чуть в чашку, выпила единым глотком, облизала губы, лукаво посмотрела на Олега:

– Хотя кокетничать – очень приятно.

– Даша...

– Нет, Данилов, ты ведь тоже в меня влюблен, не спорь. Tы тоже поглупел, иначе не стал бы слушать всю ахинею, что я несу. – Девушка вздохнула. – Хотя...

Настоящая женщина, кроме всего прочего, всегда оставляет себе выбор, даже если не признается в этом и себе самой. А я – не хочу никакого другого выбора. Не хочу.

Звук на лестнице был резким – словно металл уронили на металл. Одним движением Олег смел со стола лампу, швырнул Дашу на пол и прикрыл собою. Как оказалось в его руке оружие, он бы и сам не смог объяснить внятно. Черный зрачок ствола смотрел на дверь. В замке медленно провернулся ключ. На пороге возникла фигура человека. Чиркнул кремень зажигалки, осветив растерянное лицо мужчины лет тридцати пяти.

– Валя? – позвал он в темноту.

Данилов поднялся, спрятал пистолет за спину, подошел к мужчине вплотную, спросил резко:

– Кто вы? Что вам здесь нужно?

– Я... Мне... А вы?

– Я задал вопрос, – повторил Олег ледяным тоном.

– Но здесь же Валентина Цимбалюк живет?

– Нет. Мы сняли эту квартирку утром.

– Она что, уехала?

– Скорее всего.

– Но у нее же до конца отпуска еще пять дней, и я думал... – Мужчина был искренне расстроен.

– Курортный роман? – спросил Данилов.

– Вы... Да что вы понимаете...

– Откуда у вас ключ?

– Сделал. Теперь без надобности. Держите. – Мужчина опустил ключ с колечком в ладонь Данилова. Девушку он в потемках не заметил. Поднял на Данилова взгляд, произнес г°Рько: