Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого - Жан Фавье

Итак, мы не погрешим против истины, если скажем, что на протяжении последних лет правления Филиппа Красивого за большую часть внешнеполитических вопросов отвечал Ангерран де Мариньи, и, судя по результатам, это был умелый политик, «светлый ум»[1343] и сведущий дипломат.

Как у любого находящегося у власти человека, у Ангеррана де Мариньи были враги;[1344] он стремительно взлетел вверх по карьерной лестнице и получил широчайшие полномочия, которые стали мешать честолюбивым планам самых высокопоставленных людей в королевстве. Смерть Филиппа Красивого обнажила множество скрытых обид, и зависть нескольких знатных персон привела Ангеррана к гибели. Во время судебного процесса поэт Жан де Конде написал прекрасные строки:

Эта же тема повторяется в «Дороге ада и рая»:

Безусловно, это и стало основной причиной падения Ангеррана, и, как мы увидим в следующей главе, этому утверждению нельзя противопоставить мало-мальски серьезных доводов. Зависть была прерогативой крупных феодалов и принцев; опасаться же непопулярности в народе камергеру не стоило, поскольку простолюдины не могли причинить ему никакого вреда.

Его попрекали не только чрезмерным политическим могуществом, но также быстро нажитым огромным состоянием, которому, что ничуть не удивительно, особенно завидовали соседи Мариньи, нормандские и пикардийские сеньоры.[1347] Также было множество тех, кто был лично обижен на Ангеррана, и чем знатнее был человек, тем серьезней казалось ему нанесенное камергером оскорбление: посланники, во время дипломатических миссий находившиеся на третьих ролях, советники, мнения которых не выслушали… Наконец, всех раздражала чрезмерная амбициозность Ангеррана, о чем свидетельствуют хронисты; Жан де Конде, вполне возможно, искренне писал:

а Жоффруа описал не его амбиции, а, скорее, реальное могущество Мариньи в стихах, которые мы уже ранее цитировали:

Поэтому вполне понятно, что все принцы, пэры и магнаты королевства мечтали умерить эти амбиции и при удобном случае положить им конец.

Отнюдь не всегда мы можем сказать, почему тот или иной человек считал себя врагом Мариньи, что еще раз подтверждает высказанное нами ранее предположение: деятельность Ангеррана была намного разнообразней, чем мы могли себе ее представить, основываясь на сохранившихся от того времени документах. Поэтому враждебность графов Гастона I де Фуа и Бернара VI д'Арманьяка, о которой мы узнали из произведений Жоффруа Парижского,[1350] абсолютно необъяснима для нас, поскольку на протяжении всего нашего исследования мы никогда не сталкивались с этими персонажами.

Неудивительно, что Ферри де Пикиньи считал себя противником Мариньи, так как он соседствовал с Ангерраном в Нормандии и Пикардии.[1351] Помимо обычной досады причиной неприязни Пикиньи могло быть также и то, что Мариньи не особенно торопился выполнить обещания, данные им после приобретения Кондрена и Фальюэля:[1352] Мариньи выплаты из казны превратил в ассигнованную ренту[1353] и, уменьшив ее сумму с 1400 до 600 парижских ливров еще до кончины мачехи Ферри, Жиль де Фальюэль, насколько нам известно, выплатил из всей причитающейся суммы всего лишь 480 ливров, причем с большим опозданием.[1354] Мы абсолютно уверены в том, что Мариньи никогда не использовал свое влиятельное положение в неблаговидных целях, чтобы ограбить кого-то или уклониться от договорных обязательств, но, по обычаям эпохи, а также по примеру короля, он обычно не торопился платить ренту.[1355] Следовательно, вполне возможно, что в 1314 г. Ферри де Пикиньи все еще ожидал, когда ему выплатят остающиеся две трети ренты.

Граф Сен-Поль, скорее всего, враждебно относился к Мариньи, завидуя его домену,[1356] хотя никогда не заключал с Ангерраном никаких сделок: но прежде всего его ненависть носила политический характер. Сен-Поль оказался среди тех феодалов, самолюбие которых сильно пострадало от могущества и популярности камергера. Ведь ему, кравчему Франции, для того, чтобы поучаствовать в дипломатических переговорах, пришлось согласиться быть вторым после Мариньи, например, в Маркетте.

Неприязнь Маго д'Артуа была исключительно политического толка. Мы уже разъясняли причины подобного отношения к Ангеррану и не будем более на этом останавливаться. Отметим лишь весьма любопытный факт: в январе 1315 г. Маго отправила Жана д'Эстембура, который был ее доверенным лицом, к видаму Реньо де Пикиньи, и переданные им «бумаги» д'Эстембур немедленно отвез Маго;[1357] вполне возможно, что в этих «бумагах» речь шла о феодальных волнениях, но для нас все же представляет интерес тот факт, что двух врагов Мариньи – члены семьи Пикиньи были заодно с Маго, поскольку также преследовали материальную выгоду – в трудный для Ангеррана момент связывали деловые отношения.