Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский

– Гордятся этой наградой, говорите? Что ж, как всяких солдат, их можно понять, – обронил Петраков. – Фронтовые награды всегда добываются кровью, потом и мозолями. – Генерал-атаман только теперь обратил внимание на то, насколько деликатно выражается и учтиво держится этот офицер. – А в этом старом походном кисете я вижу землицу. Полагаю, что набрана она не в Японии и не в Монголии?

– Это русская земля, вернее, горсть земли родной мне Даурии.

– Помню, что вы были очень привязаны к своей казачьей родине. В свое время то ли в Верхнеудинске[91], то ли в Чите вы даже провозгласили создание Бурят-Монгольской республики, которая, правда, просуществовала очень недолго. Не зря же вас называли её правителем – правителем Страны Даурии.

– И так – тоже называли, – признал Семёнов, слегка смутившись.

– В Забайкалье еще многие помнят об этом. И не только старики.

То, что генерал услышал сейчас из уст красного контрразведчика, елеем плеснуло на его поугасшую было душу. Пятидесятипятилетний атаман расправил плечи и выпрямился, словно вновь предстал перед строем своих давно погибших в боях соратников.

Еще несколько минут Петраков внимательно осматривал все, что имелось в кабинете, при том делал всё, чтобы это не походило на обыск: так, случайный гость, хозяин великодушно позволил ему ознакомиться со своим домашним кабинетом.

– Я ведь понимаю, прибыли вы сюда не для того, чтобы оценивать мои регалии и ценности, – негромко произнес атаман, решив, что исследование достопримечательностей его военно-творческого гнезда завершено – Давайте присядем и поговорим обо всем наиболее существенном наедине.

– Вы правы, господин генерал, не для того, – резко повернулся к нему лицом майор. – В далекие, да к тому же всё ещё воюющие страны, военные разведки и контрразведки десантные группы свои на экскурсию, как вы понимаете, не посылают.

– Итак, майор, вы прибыли, чтобы арестовать меня?

– Нам приказано доставить вас в Москву. Когда прибывают арестовывать, ведут себя немного иначе, согласитесь…

– Приказано, значит, доставить. Независимо от моего желания. Это и есть арест, батенька.

– Давайте не будем изощряться в определении терминов, господин генерал, – даже эту фразу майор попытался произнести мягко и вежливо. – Мы всего лишь выполняем команду свыше. Однако должен предупредить: ваше будущее, как и судьба детей, зависит от того, сколь откровенны вы будете в беседе со мной и насколько действенно окажете помощь советской России. Хочется, чтобы содействие было правдивым, я бы даже сказал, искренним.

– А какой другой может быть моя поддержка России?

– Советской России, – зачем-то уточнил майор.

– Как отца меня больше интересует, что будет с детьми.

– Этого вопроса следовало ожидать.

– Говорите прямо: их вы тоже арестуете?

– Зачем? По какому такому праву? – удивился контрразведчик. – Вам разве неизвестно: по нашей сталинской Конституции, дети за грехи родителей не в ответе. Мы строго придерживаемся этого положения.

– Сомневаюсь что-то я в соболях-алмазах…

– Каких еще гарантий вы требуете от меня, господин генерал? Все, что мог, я уже сказал: нам приказано доставить в Москву только вас. О детях речи не шло. И потом, вы сами сможете поговорить об их судьбе с товарищем Берией, а возможно, и с товарищем Сталиным. Уверен, они выслушают вас. Или хотя бы один из них, – неуверенно, а потому как-то неубедительно, уточнил майор. Он намеревался сказать еще что-то, но в это время ожил телефон. – Это мне, – бросил он потянувшемуся было к трубке генералу и буквально перехватил ее.

Звонили и в самом деле ему. На том конце провода ожидал капитан Ярыгин. Он сообщил, что аэродром, как и площадка, где приземлялся самолет десанта, заняты японскими войсками. Их командование готовит свои части к массовой эвакуации. Поэтому появление десантной эскадрильи невозможно, поскольку может истолковаться японцами как срыв перемирия, о наступлении которого командующий Квантунской армии генерал Оцудзо Ямада объявил два дня тому назад[92].

В создавшейся ситуации группе захвата предложено доставить Семёнова на машине Ярыгина к зданию консульства. Оно с сегодняшнего дня находится под охраной и японской, и китайской полиции. Отношение к атаману должно быть таким, чтобы и он сам, и другие командиры-семёновцы сочли его вполне доброжелательным и даже дружеским. Это поможет выманить весь семёновский генералитет на территорию Союза для дальнейшего суда над ним.

До отправки атамана в Москву Петракову необходимо «активно и настойчиво разрабатывать его на предмет выявления белой и японской агентуры в Забайкалье и на Дальнем Востоке», а главное, попытаться выяснить судьбу колчаковского золотого запаса и прочих капиталовложений атамана. Сам он, Ярыгин, прибудет с машиной под вечер, как только прояснится ситуация в отношениях с японскими военными властями.

Положив трубку, майор уселся рядом со столом и предложил прохаживавшемуся по кабинету атаману тоже вернуться в своё рабочее кресло.

– Ярыгин звонил, – не спросил, а скорее, констатировал Семёнов только для того, чтобы возобновить разговор. Сам майор, похоже, выбит был сообщением сотрудника консульства из седла.

– Ярыгин. Наш с вами вылет в Россию затягивается. Вас это не очень огорчает, господин генерал?

– Не очень. Предлагаю отужинать у меня.

– С благодарностью принимается.

– Замечу, что вы так и не задали мне те самые важные вопросы, которые должны были, думается, задать, господин майор.

Петраков взял Георгиевскую шашку, вынул ее из ножен, прочел «именную» надпись на лезвии и вновь вставил в ножны.

– На первый вопрос вы, собственно, уже ответили. Вы согласны сотрудничать с нами, помочь своей Отчизне. Я не ошибаюсь?

– Зависит от того, в чем будет заключаться моя помощь.

Ответ майору не понравился: слишком уж был уклончив.

– Давайте окончательно проясним ваше положение, господин генерал. Недавно, а точнее 18 августа, был арестован Пу-И, первый и последний император Даманьчжоу-диго[93], после чего это марионеточное государство, в составе армии которого числились ваши основные воинские силы, прекратило своё существование. Япония тоже капитулировала. Солдат у вас нет, покровителей тоже, даже личной охраны – и той не оказалось. Удирая, японцы оставляют вас на китайской территории, зная, что в большинстве своем китайцы относятся к ним как к ненавистным оккупантам, а к вам, атаман, как к их пособнику. Думаю, нет смысла объяснять, каково оказаться в китайской тюрьме: знаете, какие изощренные пытки и способы казни там используют.