Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский

– Мы – русские офицеры, – не заставил себя ждать Семёнов. – В Гражданскую остались верными присяге, данной царю и Отечеству, и сражались за то, чтобы сохранить веру им обоим.

– А главное, сберечь империю, – уточнил Петраков, – вернув на престол царя: не важно, Николая Второго или кого-то из его возможных преемников.

– Этих же взглядов мы придерживаемся и сейчас, – не позволил сбить себя с мысли атаман. – То есть преданы своей присяге. Революцию мы не восприняли, а посему, будучи кадровыми офицерами, боролись с большевизмом, как могли. До последней возможности.

Петраков задумчиво помолчал, а затем едва слышно, как бы размышляя вслух, произнес:

– Что ж, по крайней мере, вы честно признаете это, това… простите, господин генерал-лейтенант.

– Увы, как видите, мы, господин майор, придерживаемся тех взглядов, за которые у вас, красных, расстреливают, – все же не удержался Жуковский.

Вместо того чтобы как-то отреагировать на его замечание, майор подался через неширокий стол, чтобы получше присмотреться к странному незнакомому ордену на его груди, с какими-то инициалами на лучах.

– Мы могли бы, господин генерал-лейтенант, пройти в ваш кабинет? – неожиданно поднялся он, прерывая этот осмотр и давая понять, что к вопросу о политических взглядах белогвардейцев возвращаться не намерен. – Так, по описанию, я с ним знаком, но хотелось бы взглянуть.

«По описанию» – не прошли мимо внимания атамана эти вскользь брошенные слова. «Интересно, сколько агентов, тайно и явно, побывало здесь, в том числе и в мое отсутствие?» – подумал он.

– Нет ничего проще, господин майор. Прошу за мной, на второй этаж.

– Мне сообщили, что вы старались никого не впускать туда, даже очень близких людей.

– Очевидно, вам сообщил об этом мой зять, муж дочери Елены, живущей сейчас в Харбине, который…

– Мне не приходилось встречаться с вашим зятем, господин генерал, – вежливо, но жестко прервал его Петраков. – И давайте не будем выяснять источники тех или иных наших сведений.

– Пожалуй, вы правы, в соболях-алмазах, – признал свою поспешность атаман. – Я действительно, никого не впускал сюда. Это обитель дорогих для меня вещей. Здесь витают мои чувства и воспоминания; собственно, здесь я и работаю над своей книгой.

– Именно так я и воспринимал этот ваш запрет.

– Возможно, я был не прав, но даже моему лучшему другу, генералу Жуковскому, вход в кабинет был заказан.

– Даже тому, кого ваши домашние между собой называют Вечным Гостем, – вновь продемонстрировал свою осведомленность командир группы захвата.

– Не скрою, в первые дни проживания в моем доме генерала это немного обижало. Но что касается вас, господин майор… Можете ознакомиться со всем, что здесь имеется, тем более что вы вправе сделать это и без моего разрешения.

Петраков не ответил. Ступив несколько раз, он лишь вскользь прошелся взглядом по портрету императора Николая II, висевшему над письменным столом атамана. А затем с неподдельным интересом рассматривал талантливый список с иконы святого Георгия Победоносца в роскошно инкрустированном окладе. Да и лежавшую на небольшом приставном столике именную золотую шашку майор брал в руки с таким благоговением, с каким боятся дышать на бесценный музейный экспонат.

– Она что, действительно из золота? И наградил вас сам император?

– Мне вручили её от имени и как бы из рук императора, – уточнил атаман, все еще оставаясь у порога кабинета. – Но это высшая награда, которую способен был заслужить русский офицер из рук императора, – именное «Золотое Георгиевское оружие».

– За подвиги в Первой мировой, естественно?

– Тогда, как и вы сейчас, мы сражались против тех же германцев.

– Только теперь оказались по разные стороны фронта.

– По разные, так уж произошло, в соболях-алмазах. – Атаман с тоской в глазах взглянул в окно, на залитую солнечными лучами часть парка, и, старчески покряхтев, поспешил перевести разговор в иное русло: – В шкатулке, которая сейчас у вас под рукой, остальные четырнадцать боевых наград. Тоже за ту войну.

– Я имел возможность ознакомиться с книгой ваших воспоминаний «О себе».

– В России, насколько я знаю, она запрещена.

– Из этого не следует, что у нас ее нет и что с ней не дали возможности ознакомиться командиру группы, которая отбывает на встречу с самим автором, – заметил Петраков, знакомясь с содержимым большой шкатулки. – Припоминаю даже, что этим Георгиевским оружием вы награждены за бои на территории Польши.

– Как и тем орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия четвертой степени, который вы держите сейчас в руках, – подступил к столу атаман. – Его я получил за операцию захвата города Сахоцина. За эти же бои несколько моих казаков отмечены были Георгиевскими крестами[90], в том числе и тогда еще сотник, а ныне генерал-майор Жуковский. Ну а к именному Георгиевскому оружию я был представлен за операцию под Млавой.

– Кстати, что это за странный крест на кителе у Вечного Гостя? Очень смахивает на Георгиевский и с георгиевской же лентой?

– Я заметил, что он привлек ваше внимание, майор. Это Георгиевский крест «За храбрость», учрежденный мною в 1920 году. Казаки так и называют его – «Семёновским Георгием». Здесь, в шкатулке, он тоже имеется, я был награжден им по решению Военного совета армии. На лучах этого креста, – продолжил атаман, когда майор отыскал нужную награду, – изображение Солнца, а также инициалы «О.М.О.», что означает «Особый Маньчжурский отряд», который в то время был основой нашей Дальневосточной, или Забайкальской, Даурской белой армии.

– Наслышан о таком отряде, – вполне дружелюбно вставил майор.

– Мои офицеры и солдаты, а особенно казаки, очень дорожат этой наградой. Особый Маньчжурский отряд был создан из остатков трех моих дивизий, действовавших в Гражданскую в Забайкалье: Особой (а затем Сводной) Маньчжурской дивизии; 1-й казачьей Забайкальской, и Инородческой (позднее Азиатской) моего имени конной дивизии, сформированной из бурят, монгол, тувинцев, а также из китайских, маньчжурских и прочих добровольцев.

– Это о них вы писали, что «Земля держится на трех китах, а народная власть в Забайкалье – на трех дивизиях»?

– О них, в соболях-алмазах. Что это были за дивизии! Какие солдаты шли в бой под их знаменами! Наполеон завидовал бы им, даже стоя во главе своей старой гвардии.

При упоминании о Бонапарте майор погасил на губах скептическую улыбку, тем не менее с еще большим вниманием присмотрелся к «Семёновскому Георгию», к лику изображенного в его центре Георгия-Победоносца, поражающего копьем дракона; поинтересовался выбитым на обратной стороне ордена порядковым номером.