Наследница ведьм - Энн Райс

Да, она смотрела прямо на него. И Юрий понял. Пусть далеконе все, но многое. Опустив глаза, он что-то невнятно пробормотал. Дескать,подумает над тем, что ему предлагала дама по телефону, и, вполне возможно,воспользуется ее советом и отправится в «Сент-Реджис». О своем решении онобещал сообщить по телефону позже.

– О, как я рада это слышать! – ответил емумедоточивый голос. – Антон будет очень доволен.

– Не сомневаюсь!

Повесив трубку, Юрий взял чемодан и поспешно устремилсявперед по вестибюлю мимо стоек регистрации, закусочных прилавков и лавок,торгующих всякой всячиной, начиная с книг и кончая сувенирами. Он просто шел ишел. Дойдя до поворота, Юрий резко свернул налево и прицельно направился кбольшим воротам, в которые упирался этот небольшой коридор. Достигнув их, онсделал крутой разворот и так же быстро двинулся в обратном направлении.

Он чуть не врезался в нее – настолько близко она шла за нимпо пятам. Столкнувшись с ним лицом к лицу, шпионившая за ним особа была такошеломлена, что невольно отпрянула в сторону. Ежу было ясно, что ее, какговорится, вычислили, поэтому не удивительно, что ее лицо залилось яркимрумянцем. Проводив его взглядом, дама свернула в маленький коридор и исчезла заслужебной дверью. Юрий ждал, но она не появлялась, очевидно опасаясь попастьсяему на глаза еще раз. Ему стало не по себе, он даже почувствовал, как волосы унего на голове встали дыбом.

Инстинкт подсказывал ему сдать билет и отправиться на югдругим путем. Например, сначала в Нэшвилл, потом в Атланту, а оттуда в НовыйОрлеан. Пусть это займет больше времени, но зато его труднее будет выследить.

Юрий остановился около телефонной будки, чтобы послатьсамому себе телеграмму в «Сент-Реджис», которую попросил вручить по прибытии,хотя направляться в этот отель он, конечно же, не собирался.

Судя по всему, дело принимало весьма неприятный оборот. Множествораз Юрию доводилось быть преследуемым полицией той или иной страны. Однажды заним даже гнался какой-то ненормальный парень. Неоднократно приходилось Юриюучаствовать в драках, особенно когда жизнь заносила его в мир трущоб и отребьяи он оказывался среди низов общества в каком-нибудь баре или порту. А в Парижекак-то раз его даже арестовали, правда вскоре дело было улажено.

Подобные случаи всегда были у него под контролем. По крайнеймере, с такими переделками он мог справиться.

Но то, что происходило с ним сейчас, приводило Юрия вкрайнее недоумение.

Им овладел сонм неприятных ощущений – нечто среднее междунедоверием и злостью, обидой и полной растерянностью. Если бы ему удалосьсейчас посоветоваться с Эроном! Но времени на звонок совсем не оставалось. Да истоило ли обременять старшего друга какими-то россказнями о преследовании ваэропорту и елейном голосе, говорившем с ним из Лондона? Ему хотелосьвстретиться с Лайтнером, чтобы помочь ему, а не озадачивать его собственными неприятностями.

На какой-то миг Юрием овладело желание позвонить в Лондон ипотребовать к телефону самого Антона, чтобы задать ему надлежащие вопросы.Спросить его, что происходит и кто та женщина, которая села ему на хвост ваэропорту.

Но у него не хватило духу это сделать. Кроме того, он былдалеко не уверен, что его отчаянная выходка может принести результаты.

Именно в этом и заключалось самое страшное – у него неосталось никакой надежды на то, что в его власти что-либо изменить. Что-тослучилось. Произошло нечто такое, что повлекло за собой перемены.

Посадка подходила к концу. Юрий огляделся и,удостоверившись, что в поле зрения нет преследовавшей его особы, направился ксамолету.

В Нэшвилле, разыскав факс, он отправил старшинам наамстердамский номер длинное послание, в котором описал случай в аэропорту:

«Я свяжусь с вами позже. По-прежнему вам предан. На меняможно положиться. Но не понимаю, что происходит. Вы обязаны мне все объяснить.Почему мне запретили поддерживать связь с Эроном Лайтнером? Что за дама со мнойговорила из Лондона? И почему за мной следили в аэропорту? Мне еще дорогажизнь. Но я беспокоюсь за Эрона. Мы ведь все люди. Что вы хотите, чтобы ясделал?»

Юрий перечитал свое послание, которое было написано в егодухе – слишком мелодраматично. Подобная манера зачастую вызывала у служителейордена либо улыбку, либо порицание. Неожиданно Юрий почувствовал какую-тослабость.

Отдав письмо вместе с двадцатидолларовой купюрой клерку,Юрий сказал:

– Отправьте его не раньше чем через три часа.

К этому времени он должен был уже вылететь из Атланты.

Вдруг его взор снова выхватил из толпы ту самую даму вшерстяном жакете с прилипшей к губе сигаретой. Она стояла возле стойки ихолодно взирала на него, пока он поднимался на борт самолета.

«Неужели на эти страдания я обрекла себя сама? Неужели всетак и кончится из-за моего эгоизма и тщеславия?» Она снова смежила веки, нопустая белая комната продолжала стоять у нее перед глазами. Майкл, повторялапро себя она, пытаясь нарисовать его образ, словно картинку на компьютересвоего сознания. Архангел Михаил.

Она лежала тихо, стараясь не сопротивляться, не бороться, ненапрягаться и не кричать. Лежала так, как будто по собственной воле согласиласьпривязать свои руки эластичной лентой к изголовью грязной кровати. Поначалу онаотчаянно пыталась освободиться как с помощью физических усилий, так ипосредством мысленной энергии, которая, она знала, была способна разрушить учеловека даже мягкие ткани, находящиеся в глубине его организма. Однако послетщетных попыток была вынуждена бросить это намерение.

Правда, прошлой ночью ей удалось вытащить из веревочныхтисков левую ногу. Она сама удивлялась тому, что умудрилась это сделать. Будтонеким чудесным образом ее лодыжка выскользнула из многократно опоясывающей ее ленты,которая к тому времени превратилась в причиняющие боль кандалы. Частичновысвободившись из плена, она обрела некоторую подвижность, которой тут же непреминула воспользоваться. Так, в течение долгой ночи ерзая по кровати, она вконце концов стянула с себя пропитанную рвотными массами и мочой простыню.

Конечно, это не слишком поправило дело, потому что остальныепростыни были такими же зловонными и из рук вон грязными. Любопытно, сколькодней она здесь пролежала? Три или четыре? Она не имела никакого представления отечении времени, и это сводило ее с ума. Стоило ей только вспомнить вкус воды,как ей начинал отказывать рассудок.

Скорее всего, это был четвертый день.