Криппен - Джон Бойн

— Ты ничего не хочешь сказать? — спросила Кора через минуту, уставившись на Хоули, словно причиной этого оскорбления был он: из-за его дружбы с Этель Ле-Нев она именно так и считала. — Не собираешься меня защитить?

— Конечно, собираюсь, — твердо ответил он, подавшись вперед и ткнув пальцем в Луизу. — Я думаю, с вашей стороны, Луиза, это очень несправедливо. Простите. Я понимаю, что вы — гостья, но я должен это сказать.

— Вот, — самоуверенно сказала довольная им Кора.

— Нельзя называть Этель Ле-Нев простолюдинкой. К вашему сведению, она образованная, интеллигентная, умная и чрезвычайно привлекательная юная леди.

— Этель Ле-Нев? — возмущенно закричала Кора. — Этель Ле-Нев? Так ты защищаешь ее? А как же я?

— Ну право же, Кора, — сказала Луиза, негромко засмеявшись. — Не стоит так расстраиваться. Я не хотела тебя оскорбить. Наверно, ты просто превратно истолковала мои слова.

— Ну и что же ты хотела в действительности сказать? — спросила она. — Мне трудно не чувствовать себя оскорбленной, когда ты упоминаешь меня в одном ряду с этой простушкой. Кроме того, ты намекаешь, что я не заслуживаю знакомства с твоей драгоценной семьей. И кроме того, теперь я тоже могу тебе сказать: я чувствую, что меня перестали пускать на светские приемы.

— Какие еще светские приемы?

— День рождения Николаса. Я до сих пор не получила приглашения, и мне достоверно известно, что многие другие дамы туда идут.

— Это скромный ужин, — возразила Кора, с готовностью давая ей повод себя скомпрометировать. — Только для членов семьи и близких друзей.

— А кто же я в таком случае? — заверещала Кора.

— Очень близкая подруга, — сказала Луиза, немного смягчившись при виде ее истерики. — И конечно, ты должна прийти. Мы будем очень рады тебя видеть. Вас обоих.

Николас согласился, хотя внутренне вздохнул.

Похоже, это немного успокоило Кору, и они продолжили играть в карты, однако настроение было испорчено, и между ними воцарилась гнетущая тишина.

Наконец, Кора подумала, что все и так потеряно, в ней закипела обида, и она заговорила с жаром.

— Конечно, вам неловко вовсе не из-за меня, — сказала она, как только алкоголь снова ударил ей в голову. — Все дело в Хоули. От него-то вы и хотите избавиться. Он всем нам мешает. Разумеется, мне не нужно брать его с собой. Если хотите, я могла бы оставить его дома.

— Кора! — обиженно воскликнул Хоули.

— Нет уж, я договорю до конца. Я слишком долго терпела, когда такие, как ты, мешают жить, — заворчала она на него, — никчемный межеумок без единой капли достоинства. Не удивительно, что я не могу ничего добиться в жизни, когда на шее постоянно висишь ты, пригибая меня к земле, словно альбатрос.[41]

— Кора, прошу тебя. У нас гости…

— Они знают, что я права, — завизжала та, ища у них взглядом поддержки, которой так и не добилась: чета Смитсонов сидела неподвижно, с каменными лицами. — Ведь я в этом положении из-за тебя. Моя карьера страдала оттого, что ты никогда меня не поддерживал. И знаете, почему ушел Алек, знаете? — спросила она и, обернувшись, уставилась на Луизу. — Он ушел, потому что устал слушать, как Хоули денно и нощно ноет. Он любил меня. Мы занимались любовью ночи напролет, после того как Хоули ложился спать.

— Кора!

— Это правда, — сказала она, язык у нее уже начинал заплетаться. — Ты знаешь, что это правда, но просто не хочешь посмотреть ей в лицо. — Она захихикала и наклонилась к Луизе. — Знаешь, однажды он нас застукал, — сказала она, подмигнув ей. — Стоял в дверях, пока Алек меня имел, и просто наблюдал. Наверно, у него и тогда не встал. Из него даже извращенец не получился.

— По-моему, нам пора, Николас, — резко сказала Луиза, вставая. — Пожалуйста, принеси мое пальто.

— Нет, вам нужно остаться, — сказала Кора, воззрившись на нее с таким видом, будто не понимала, с какой стати ей вздумалось идти домой. — Уйти должен ты, Хоули. Давай — убирайся. Луиза, Николас, вы оба должны остаться. Обещаю, что Хоули больше не будет портить нам вечер.

— Мы уже уходим, Кора, — произнесла Луиза. — И мне кажется, неприлично так вести себя перед уважаемыми людьми. Я никогда в жизни не слышала таких непристойностей.

— Да мне плевать, что ты обо мне думаешь, шалава, выскочка, — крикнула Кора, сменив тактику. — Ради бога, я ведь прекрасно помню, как ты разносила кружки в «Петухе и трех бубенцах» и спускала трусы перед каждым, у кого была хоть пара шиллингов в кармане.

— Николас! Пальто! Сейчас же!

— Правильно. Убегай. Все вы убегаете от правды. Убирайтесь все отсюда, вон к чертовой матери, все, — орала она.

Смитсоны рывком открыли входную дверь и выскочили на улицу: Луиза подталкивала Николаса, чтобы он скорее спускался по ступенькам.

— И можешь забыть о членстве в Гильдии, — сказала Луиза, встав на улице и пытаясь надеть пальто: она по ошибке сунула правую руку в левый рукав и теперь оказалась в замешательстве. — Считай, что ты его лишилась.

— Давай, старая шалава, — орала Кора. — Наверно, где-нибудь в канаве валяется старый алкаш, готовый ради тебя раскошелиться. Сможешь заработать на извозчика, чтоб доехать до дому.

Вернувшись в гостиную, она вытерла с подбородка слюну и заметила мужа, который явственно дрожал.

— Ну и что ты здесь до сих пор делаешь? — спросила она и, подойдя к нему, сильно ударила по голове. — Давай. Убирайся! Вон! — Она била его кулаками, пока не вытолкала через входную дверь на улицу, и он в страхе на нее оглянулся. — И больше не возвращайся, — прокричала она. — С тобой у меня все кончено.

Кора захлопнула дверь и рухнула на пол. Она ненавидела свою жизнь. Ненавидела своего мужа. Ненавидела Лондон. Но теперь все изменится. Наверно, она потеряла всех своих подруг. Но это не важно. Она решила, что завтра же утром встанет, упакует чемоданы и уйдет от Хоули навсегда. Уедет из Лондона и найдет место, где ее таланты оценят наконец по достоинству. Она поднялась по лестнице и легла в кровать: долго не могла уснуть, содрогаясь от злости.

Кора поставила рядом с кроватью стакан воды, потому что всегда просыпалась посреди ночи от жажды. Она еще не знала, что до утра не доживет.

В три часа ночи над Лондоном моросил мелкий дождик, и он надел те самые пальто и шляпу, которые были на нем в день покупки яда. Впоследствии он докупил еще к своему наряду перчатки — на тот случай, если этот момент когда-нибудь наступит: по правде говоря, ему не верилось, что он совершит это сейчас. Когда он поначалу все планировал, это казалось странной, хоть и неизбежной затеей, но действительно довести дело до конца — нечто совершенно другое. Пока момент не настал, он даже в себе сомневался. Но его мысли опережали действия. Слишком много всего произошло, чтобы он мог передумать. Все зашло слишком далеко. Избиения, крики, унижения. К тому же, впервые встретив настоящую любовь, он не хотел теперь ее потерять. Но разве они могли быть вместе, пока у них на пути стояла эта женщина? Выход оставался один. Нужно от нее избавиться.