Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– Проклятые иезуиты, – пробормотал кто-то. – Посылают нас куда подальше. Мы могли бы уже давно быть на пути домой.

Эбба снова покачала головой.

– Ее и потом хранили здесь. Опись лжет. Я не знаю только как. Но я чувствую это.

– Эбба… это ведь просто книга!

– Да… нет… – Ее уверенность исчезла и уступила место необъяснимому страху.

Она представила себе библию дьявола, после того как привезет ее в Швецию, но вместо книги увидела только огромную тень, которая закрыла собой солнце, заставила потемнеть море, превратила ослепительный Стокгольм в долину мрака, а роскошный замок Тре Конор – в могилу. Тень накрыла собой здания, людей… и лицо Кристины, которое неожиданно появилось прямо перед ней и выглядело точно так, как в момент их прощания. И вдруг она догадалась, что эту тень, как только она проникнет в сердце Кристины, уже нельзя будет оттуда выгнать: она завладеет шведской королевой, превратит ее из несущей свет в посланницу тени, из владычицы – в ужасную богиню, из повелительницы сердца Эббы – в незнакомку, чья кожа холодна на ощупь, а ласки подобны ударам кнута.

– Нет!

Самуэль так грубо встряхнул ее, что удерживавшая ее волосы лента распустилась и волосы упали ей на лицо.

– Эбба!

Она выпрямилась.

– Что? – спросила она. – Что? Вы разве не слышали – библия дьявола в Праге. Мы отправимся туда, заберем ее и доставим домой.

Самуэль приблизил к ней лицо. Казалось, он хотел вонзиться взглядом ей в душу.

– Ты уверена?

– Да как ты смеешь?!

Она заметила, что не в состоянии выдержать его взгляд. К ее удивлению, он взял ее за подбородок и повернул голову, так что кончики их носов соприкоснулись. Она пристально смотрела в темные испытующие глаза и видела в них собственное отражение.

– Ты уверена?

– Конечно уверена! – Она вырвалась из его хватки. – Что на тебя нашло, ротмистр Брахе! Мы выезжаем немедленно! Это приказ!

Но он лишь сильнее сжал пальцы.

– Ваша милость! – Альфред Альфредссон отбросил в сторону доску, которой он помогал копать. – Ну, вперед, парни. Вперед ма-а-арш! Собирайте свои манатки и передайте остальным. Мы выдвигаемся! – Он кивнул ей. – Ваша милость…

Когда он так ее называл, то причинял ей сильную боль. Она хотела крикнуть: «Мне жаль! Я вовсе этого не желала!» – но она догадывалась, что только еще сильнее все испортит. Она кивнула в ответ и поплелась за рейтарами.

Самуэль задержался. Она оглянулась и увидела, как он поднял фолиант с описью имущества, который Магнус Карлссон положил на пол, и задумчиво взвесил в руке. Затем бросил его В отверстие подвала. Их взгляды встретились. Он стоял, пока она не отвернулась, после чего тоже вышел. Его поведение казалось простой вежливостью, но на самом деле это была обычная предусмотрительность офицера, который предпочитает прикрывать спину своего отряда. В его глазах она прочитала, что потеряла его доверие.

Во время отступления из монастыря Самуэль возглавил маленький отряд. Эбба попыталась подъехать к нему, но он молча схватил ее лошадь за уздцы и заставил держаться сзади. Эбба не стала возражать. Перед воротами оборванные фигуры горожан стояли плечом к плечу, молчали и не сводили с них глаз. Старый инвалид на телеге перестал подавать им знаки; он таращился на них, открыв рот, и не двигался. Эбба задержала дыхание, так как на мгновение ей показалось, что Самуэль сейчас пустит коня прямо на стоящих перед ним людей, но ротмистр повернул лошадь в сторону, прочь от толпы, и маленький отряд длинной цепью последовал за ним по дороге. Топот лошадиных копыт разбивался о высокую стену церкви при монастыре и эхом отлетал в переулок, в котором стояла немая толпа. Кто-то кашлял, время от времени раздавалось усталое хныканье ребенка, но никто не произнес ни слова. Фыркнула лошадь, другая забренчала уздечкой. Жители Браунау стояли, образовав жалкую стену из тел, по ту сторону разрушенных ворот. Самуэль отпустил поводья, и лошадь двигалась вперед до тех пор, пока не оказалась почти в самом центре толпы. Лошадь остановилась и нервно затрясла головой.

Самуэль молча окинул взглядом несколько сотен человек. Эбба ожидала, что он достанет пистолеты, но он просто сидел на лошади и встречался взглядом с людьми в толпе. Несколько мгновений спустя раздались шелест и шаркающие шаги, в общей тишине создававшие впечатление, будто кто-то вспахивает дорожное покрытие, и коричневые и серые тела невольно зашевелились. Они расступились перед ним, отошли в сторону, и образовался узкий проход. Самуэль ждал, и терпение его внушало страх; и вот толпа полностью разошлась, и за ней показался конец переулка. Тогда он прикоснулся к полям шляпы и двинул лошадь вперед. Она пошла между людьми; бока ее трепетали, а хвост отчаянно хлестал круп. Эбба почему-то нисколько не презирала себя, несмотря на то, что двигалась так близко к нему, что ее собственный конь отворачивал голову, чтобы увернуться от взмахов хвоста лошади Самуэля. Она скользила взглядом по лицам, повернутым к ним с обманчивым равнодушием, – свалявшиеся волосы, грязь в преждевременных морщинах, глубокие борозды, идущие от ноздрей к углам рта, поджатые губы… Глаза как раны, в которых стоит один-единственный вопрос, которого она не понимала. Она осмотрелась. Смоландцы, не колеблясь, последовали за ними. Ни один из них не обнажил оружия и даже не положил руку на эфес шпаги. Обе руки Альфреда Альфредссона тоже держали поводья, а обвитое кожаными лентами древко его дубины берсеркера торчало из седельного футляра, покачиваясь в такт шагам его лошади.

Самуэль натянул поводья, и Эбба посмотрела вперед. Посреди улицы стоял и глядел на них маленький ребенок в рубашонке и без штанов; ступни его были обмотаны какими-то тряпками. Наверное, это было самым страшным моментом их пути через толпу: то, что все стояли до тех пор, пока из второго или третьего ряда не вышла женщина и молча не взяла ребенка на руки. Он не плакал, не протестовал, а просто смотрел. Самуэль снова прикоснулся к полям шляпы.

– Господь с тобой, – сказал он по-шведски.

Женщина ничего не ответила. Она так же молча ввинтилась обратно в толпу и снова слилась с ней. Самуэль прищелкнул языком, и лошадь двинулась дальше.

– М-м-м-м! – вполголоса произнес Альфред за ее спиной.

Эбба обернулась к нему. Он смотрел на ее руку, которая уже успела отвязать кошель и собиралась бросить его женщине и ребенку. Глаза Альфреда были совершенно бесстрастны. Он едва заметно покачал головой.

Она отпустила кошель и снова взяла повод. Ее рука дрожала.

Альфред кивнул и продемонстрировал тень от тени улыбки.

Самуэль и первые из смоландцев, включая Эббу, уже выбрались на рыночную площадь, когда последний из них проходил мимо молчаливой толпы. Это был Бьорн Спиргер, которого Эбба считала самым осмотрительным человеком после Самуэля и Альфреда. Лицо Спиргера было таким же дерзким и некрасивым, как у прирожденного кулачного бойца, но сейчас оно побледнело и походило скорее на лицо мальчика, чем мужчины. Над рыночной площадью подул ветерок, и Эбба задрожала – она была мокрой от пота.