Вендетта, или История всеми забытого - Мария Корелли

Теперь же его планы расстроились, и если добродушный человек может находиться в плохом настроении, то это и был тот самый случай. Он стоял передо мной со своим обычным почтительным видом, но избегал моего взгляда и внимательно изучал узор на ковре. Я весело заговорил с ним:

– Что ж, Винченцо! Радость наконец пришла и ко мне, как видите! Завтра я женюсь на графине Романи, самой красивой и, возможно, самой богатой женщине в Неаполе!

– Знаю, ваше сиятельство. – Он произнес эти слова с тем же упрямо-неподвижным лицом и опущенным взглядом.

– Похоже, вы не очень рады моему будущему счастью? – насмешливо спросил я.

Он на мгновение поднял глаза, потом снова уставился в пол.

– Если можно быть уверенным, что ваше сиятельство и вправду счастливы, то это хорошо, – осторожно ответил он.

– А вы не уверены?

Винченцо замялся, потом твердо ответил:

– Нет, ваше сиятельство не выглядит счастливым. Нет-нет, поверьте! У него вид печальный и усталый.

Я равнодушно пожал плечами.

– Вы ошибаетесь, Винченцо. Я чувствую себя прекрасно, просто прекрасно, и я счастлив! Боже мой! Кто может быть счастливее? Но что такое мое здоровье или счастье? Для меня они ничто, а для вас и того меньше. Послушайте, я хочу, чтобы вы для меня кое-что сделали.

Он посмотрел на меня осторожным и выжидающим взглядом. Я продолжил:

– Я хочу, чтобы завтра вечером вы отправились в Авеллино.

Он казался совершенно пораженным.

– В Авеллино! – пробормотал он себе под нос. – В Авеллино!

– Да, в Авеллино, – с некоторым нетерпением повторил я. – Вас это удивляет? Отвезете письмо для синьоры Монти. Послушайте, Винченцо, до сих пор вы служили мне верой и правдой, и в дальнейшем я жду от вас того же. Завтра после начала свадебного бала вы здесь не понадобитесь. Можете сесть на девятичасовой поезд до Авеллино и – поймите меня правильно – оставайтесь там, пока не получите от меня известия. Ждать вам придется недолго, а тем временем, – тут я улыбнулся, – можете ухаживать за Лиллой.

Лицо Винченцо осталось серьезным.

– Но… но, – пробормотал он, совершенно сбитый с толку, – если я уеду в Авеллино, то не смогу проводить ваше сиятельство. Нужно собирать чемоданы… А кто присмотрит за багажом, когда вы в пятницу утром отправитесь в Рим? И… и… Я думал проводить вас на вокзал… – он умолк, слишком разволновавшись, чтобы продолжать.

Я негромко рассмеялся.

– Какие еще пустяки вы придумаете, друг мой, чтобы не выполнить мою просьбу? Что до чемодана, можете собрать его сегодня, и он будет в полной готовности. Остальные ваши обязанности могут выполнить другие. Не только важно, но и совершенно необходимо, чтобы вы отправились в Авеллино с моим поручением. Хочу, чтобы вы взяли с собой вот это. – Я похлопал по небольшой квадратной железной коробочке, добротно сделанной и запертой на прочный замок, которая стояла на столе рядом со мной.

Он посмотрел на коробочку, но по-прежнему мялся, лицо его еще больше помрачнело. Я начал раздражаться.

– Что с вами? – строго спросил я. – У вас что-то на уме – говорите же!

Страх перед моим гневом вывел его из оцепенения. Он взглянул на меня со смущением и болью, потом заговорил, и его голос с мягким тосканским выговором дрожал от скрытой мольбы:

– Ваше сиятельство! – взволнованно воскликнул он. – Вы должны меня простить, да, простить вашего бедного слугу, который кажется слишком прямолинейным и который вам верен. Да, верен так, что пойдет ради вас на смерть, если понадобится! Я не слепой, вижу, как вы страдаете, – ведь вы страдаете, ваше сиятельство, хоть и умело это скрываете. Я часто смотрел на вас, когда вы этого не замечали. Я чувствую, что у вас есть то, что мы называем сердечной раной, и она все время кровоточит. Часто такое кончается смертью, как от пули в сражении. Позвольте мне служить вам, ваше сиятельство, позвольте мне остаться при вас! Я научился вас любить! Ах, господин мой! – Он шагнул и осторожно взял меня за руку. – Вы не знаете, да откуда вам? У вас иногда бывает такой вид, будто вас оглушили сильным ударом. Я часто говорил себе: «Этот взгляд убьет меня, если я буду часто его видеть». А ваша любовь к прекрасной даме, на которой вы завтра женитесь, не облегчила вашу душу, как облегчает любовь. Нет! Теперь вы даже грустнее, чем прежде, а этот взгляд появляется у вас все чаще. Да, я наблюдал за вами, а в последнее время видел, как вы пишете, пишете до глубокой ночи, когда полагается спать. Ах, синьор! Вы злитесь, и я знаю, что не надо мне было ничего говорить, но вот скажите, как я могу смотреть на Лиллу и быть счастлив, когда чувствую, что вам грустно и одиноко?

Подняв ладонь, я остановил этот поток красноречия и высвободил руку из его крепкого пожатия.

– Я не злюсь, – тихо, ровно и с некоторой холодностью произнес я, хотя душа моя, и так очень чувствительная, была глубоко тронута этим быстрым и бесхитростным выражением привязанности, так тепло слетавшим с его губ текучей музыкой мягкого тосканского говора. – Я не сержусь, но мне жаль, что я стал предметом столь сильного беспокойства с вашей стороны. Ваша жалость неуместна, Винченцо, право же! Жалейте императора в пурпурной мантии на троне из чистого золота, но не меня! Говорю вам, что завтра, да, завтра я обрету все, чего когда-либо желал, – исполнится мое самое сокровенное желание! Поверьте, ни один человек не испытал такого… удовольствия, какое испытаю я! – Затем, видя, что взгляд у него по-прежнему грустный и недоверчивый, я хлопнул его по плечу и улыбнулся. – Ну же, ну же, друг мой, сделайте лицо повеселее в день моей свадьбы, или вы не будете достойны жениться на Лилле. Благодарю вас от всего сердца, – произнес я уже серьезнее, – за вашу искреннюю любовь и доброту, однако уверяю вас, что со мной все в полном порядке. Я чувствую себя прекрасно, просто прекрасно, и я счастлив. Вы поняли, что завтра вечером должны отправиться в Авеллино?

Винченцо вздохнул, но не выразил никакой радости.

– Все будет так, как угодно вашему сиятельству, – покорно ответил он.

– Это хорошо, – добродушно произнес я. – И, поскольку мое распоряжение вам известно, позаботьтесь о том, чтобы ничто не помешало вашему отъезду. И вот что еще: вы должны прекратить за мной следить. Проще сказать, я не желаю находиться у вас под наблюдением. Нет, я не злюсь, совсем нет, верность и преданность – прекрасные качества, но на данный момент я предпочел бы повиновение, четкое и беспрекословное повиновение. Что бы я ни делал, сплю я или нет, хожу или сижу – выполняйте свои обязанности и не обращайте внимания на мои действия. Так вы послужите мне лучше всего, вам понятно?

– Да, синьор! – И бедняга снова вздохнул, потом смущенно покраснел. – Вы извините меня, ваше сиятельство, за вольность в словах? Похоже, я что-то не так сказал…

– Я прощаю вас за то, что в этом мире никогда не прощают, – за избыток любви, – тихо ответил я. – Зная, что вы меня любите, я прошу вас четко выполнять мои указания, и тогда мы навсегда останемся друзьями.