Вендетта, или История всеми забытого - Мария Корелли

Я сдержанно рассмеялся.

– Право же, синьора, ваши слова ставят меня в очень неловкое положение. Если бы я вам сказал, каковы мои истинные чувства…

Она прервала меня, коснувшись веером моей руки, и печально улыбнулась.

– Вы бы сказали: «Да, вы правы, синьора. Я никогда не смотрю на вашу сестру без подозрений в предательстве». Ах, господин граф, мы, женщины, и вправду полны изъянов, но ничто не может притупить наше чутье! – Она умолкла, ее прекрасные глаза смягчились, и она грустно добавила: – Молю Бога, чтобы ваш брак оказался счастливым.

Я молчал. У меня даже не нашлось слов благодарности за это пожелание. Я разозлился оттого, что этой девчонке так быстро и безошибочно удалось разгадать мои мысли. Неужели я и в самом деле такой плохой актер? Я взглянул на нее, когда она легонько оперлась на мою руку.

– Брак – чистой воды комедия, – неожиданно резко ответил я. – Нынче вечером вы видели это своими глазами. Через несколько дней я выступлю в роли главного шута – иными словами, мужа. – И я рассмеялся.

Моя юная спутница изумилась, почти испугалась, и на ее прекрасном личике мелькнуло нечто похожее на отвращение. Мне было все равно – зачем волноваться? – а на продолжение разговора не оставалось времени, поскольку мы уже вышли в вестибюль театра.

К подъезду подали экипаж моей жены, и я помог усесться ей и ее подругам, а потом встал у двери с непокрытой головой и пожелал всем спокойной ночи. Нина протянула в окошко унизанную кольцами руку, я наклонился и быстро ее поцеловал, она же вытащила из букета белую гардению и протянула мне с чарующей улыбкой.

Затем роскошный экипаж умчался под топот копыт и грохот колес, а я остался стоять один под высоким портиком театра. Один среди валившей из зала толпы зрителей, держа в руке благоухавшую гардению, как охваченный бредом человек, который в своих болезненных видениях обнаруживает непонятный цветок.

Через минуту-другую я вдруг пришел в себя, швырнул цветок на землю и яростно раздавил его каблуком. От его разорванных лепестков поднялся назойливый аромат, как будто у моих ног опрокинули сосуд с благовониями. Меня затошнило: когда я в последний раз вдыхал этот тонкий запах? Вспомнил: такой цветок был в петлице у Гвидо Феррари на моем званом ужине и остался при нем после его гибели!

Я зашагал вперед, в сторону дома. На улицах бушевало веселье и гремела музыка, но я их не замечал. Я скорее ощутил, чем увидел, как надо мной наклонилось тихое небо, усеянное бесчисленными миллионами сверкающих миров. Я едва слышал тихий плеск волн, смешивавшийся с веселыми аккордами сладкоголосых мандолин, доносившимися откуда-то со стороны моря. Но душа моя находилась в каком-то оцепенении, мой ум, всегда пребывавший начеку, вдруг совершенно притупился. Руки и ноги у меня нестерпимо ныли, и когда я наконец без сил рухнул на кровать, я сразу же закрыл глаза и заснул тяжелым беспробудным сном смертельно уставшего человека.

«Весь мир придет к тому, кто умеет ждать», – писал великий Наполеон. Весь смысл этого афоризма заключен в словах «кто умеет». Весь мир приходит к тому, кто умеет ждать – я это умел, я выжидал, и мой мир, мир отмщения, наконец явился ко мне.

Медленно вращающееся колесо Времени подвело меня ко дню накануне моей странной свадьбы – повторной женитьбы на моей же жене! Все приготовления завершились, ничто не было упущено, чтобы добавить блеска этому событию. И, хотя брачная церемония планировалась довольно скромной и немноголюдной, а к свадебному столу были приглашены всего несколько наших близких знакомых, завершение праздника вовсе не замышлялось тихим и камерным. Романтика таких великолепных торжеств не предполагает их банальное завершение. Нет, вся прелесть и весь дух этого знаменательного события должны были проявиться вечером, когда я, счастливый и вызывающий зависть многих жених, собирался устроить званый ужин и грандиозный бал в гостинице, так долго служившей мне домом. Я не жалел денег на этот прием, последний в моей восхитительной карьере в качестве графа Чезаре Оливы. После него на разыгранную и завершенную драму должен будет упасть темный занавес, которому не суждено подняться вновь.

Приготовления к этому блистательному балу включали все, что только могут предложить искусство, тонкий вкус и безудержная роскошь. Было приглашено полторы сотни гостей, и ни один из них не отказался.

И вот теперь, в последний день моего добровольно взятого на себя испытательного срока, я сидел со своей красавицей-женой в гостиной на вилле Романи, непринужденно обсуждая с ней вопросы, связанные с намеченным на завтра торжеством. Створчатые окна были открыты, свет теплого весеннего солнца лежал, словно тончайшее золотое шитье, на нежной зелени свежей травы, птицы весело пели и порхали с ветки на ветку, то взлетая над гнездами, то взмывая с ощущением полной свободы в безоблачные синие небеса. Огромные кремовые бутоны магнолии готовы были вот-вот лопнуть, превратившись в дивные цветки между больших, отдающих темно-зеленым листьев. Запах фиалок и примул наполнял каждый вдох сладким ароматом, а вьющиеся вокруг просторной веранды китайские белые розы уже распустили свои скрученные, похожие на розетки цветы навстречу благоуханному ветру. В Южную Италию пришла весна, которая в этом краю прекраснее, чем где-либо еще на свете: внезапная и яркая в своей красоте, напоминающая улыбку счастливого ангела.

Боже праведный! Если говорить об ангелах, не видел ли я в тот момент истинного ангела в своей спутнице? Какое чудесное создание даже в магометанском раю гурий могло затмить очарование, на которое мне выпало счастье глядеть безо всякого упрека: темные глаза, волнистые белокурые волосы, ослепительно прекрасное лицо, фигура, способная искусить самого добродетельного Галахада, и губы, коснуться которых пожелал бы сам император. Тщетно? О нет! Не совсем. Если его императорское величество могло бы предложить достаточно большое подношение – скажем, алмаз размером с голубиное яйцо, – он мог бы купить один… или, возможно, два поцелуя этих соблазнительных красных губ, которые были слаще спелой земляники.

Я украдкой время от времени поглядывал на нее, когда она этого не замечала, и радовался тому, что меня надежно защищают темные очки, поскольку знал и чувствовал, что взгляды мои поистине ужасны – взгляды голодного тигра, готового броситься на долгожданную добычу. Нина же находилась в исключительно приподнятом настроении. Своим смеющимся лицом и проворными движениями она напоминала мне тропическую птицу с роскошным оперением, раскачивающуюся на ветке возле столь же прекрасного цветка.

– Вы словно принц из сказки, Чезаре, – сказала она с восторженным смехом. – Что бы вы ни делали, у вас все прекрасно получается! Как же хорошо быть богатым – в мире нет ничего лучше этого.

– Кроме любви! – ответил я, сделав неуклюжую попытку быть сентиментальным.

Ее большие глаза потеплели, в них появился просящий взгляд ручной лани.

– Да, да! – улыбнулась она с особой нежностью. – Кроме любви. Но когда у тебя есть и любовь, и богатство, какой райской может стать жизнь!