Святые отцы Церкви и церковные писатели в трудах православных ученых. Святитель Василий Великий. СБОРНИК СТАТЕЙ - Емец

оттуда снова, чтобы помогать епископу в борьбе против ариан; Кесарийская церковь спасена была теперь от ариан, потому что Василий был ее пастырем, хотя и не был еще епископом. Он был для своего предстоятеля, по словам Григория, добрым советником, правдивым предстателем, истолкователем слова Божия, наставником в делах, жезлом старости, опорою веры, самым верным в делах внутренних, самым деятельным в делах внешних... С этого времени и церковное правление перешло к Василию, хотя по кафедре занимал он второе место, ибо за оказываемую им благорасположенность получил взамен власть. И было какое-то чудное согласие и сочетание власти: один управлял народом, другой – управляющим.[818] Из этого периода его пресвитерской деятельности считаем нужным упомянуть еще об одном факте, весьма важном для характеристики Василия как человека с практическим направлением и как человека сильного в слове; факт этот бросит некоторый свет и на характер проповеднической его деятельности, которая отличалась также преимущественно практическим направлением.

В 368 году был в Кесарии голод (будем рассказывать этот факт словами Григория Богослова), и самый жестокий из памятных дотоле. Город изнемогал; ниоткуда не было ни помощи, ни средств к облегчению зла... Всего несноснее в подобных обстоятельствах бесчувственность и ненасытность имеющих у себя избытки. Они пользуются временем, извлекают прибыток из скудости, собирают жатву с бедствий, не внимают тому, что милуяй нища взаим дает Господу (Притч. 19:17). Василию надлежало не дождить хлеб с неба посредством молитвы и не питать народ, бедствующий в пустыне, не насыщать тысячи пятью хлебами. Все сие было прилично Моисею, Илии и Богу. Может быть, сие нужно было только в те времена и при тогдашних обстоятельствах; ибо знамения не для верующих, но для неверных. Но что подобно сим чудесам и ведет к тому же, то замыслил и привел Василий в исполнение с тою же верою. Ибо, отверзши хранилища имущих словом и увещанием, совершает сказанное в Писании, раздробляет алчущим пищу (Ис. 57:8),[819] то есть Василий силою своего слова отворил житницы богатых. К этому, конечно, времени относится его знаменитое Слово под названием «Во время голода и засухи», слово, полное силы и убеждения и притом в высшей степени красноречивое. В этом случае св. Василий заявил себя величайшим оратором, слово которого, исполненное духа и силы, проникает до членов и мозгов и побуждает к доброй деятельности неудобопреклонную к добру волю человеческую. Но этим одним энергичная натура св. Василия не удовольствовалась. Он, по словам Григория, собирает в одно место уязвленных гладом, а иных даже едва дышащих, мужей и жен, младенцев, старцев, весь жалкий возраст, испрашивает всякого рода снеди, какими только может быть утолен голод, выставляет котлы, полные овощей и соленых припасов, какими питаются у нас бедные; потом, подражая служению Самого Христа, Который, препоясавшись лентием, не погнушался умыть ноги ученикам, при содействии своих рабов или служителей удовлетворяет телесным потребностям нуждающихся, удовлетворяет и потребностям душевным, к напитанию присоединив честь и облегчив их участь тем и другим.[820] В этом уже виден человек дела, человек практического направления, который не довольствуется только тем, чтобы растворить житницы богатых посредством слова, но и принимает на себя роль распорядителя и вместе слуги. «Таков был новый наш хлебодаятель и второй Иосиф», – заключает свой рассказ св. Григорий.

Когда епископ Кесарийский Евсевий скончался, то Василий, правивший Церковью еще при жизни его, стал его преемником. Это было в 370 году. Заняв такой высокий пост, Василий показал себя самым твердым и неутомимым защитником Православия против насилий ариан, имевших тогда во главе державного венценосца, императора Валента. Валент, пред которым склонились почти все православные епископы, решился наконец ввести арианство и в Каппадокийской области. Зная твердость и непоколебимость Василия, архиепископа Каппадокийской области, Валент предварительно послал для объяснений с Василием префекта Модеста. В высшей степени характерно это объяснение Василия с Модестом; оно весьма рельефно представляет нам личность архиепископа Кесарийского. Вот каким образом рассказывает об этом эпизоде из жизни Василия св. Григорий Богослов: «Когда Василий явился к Модесту, тогда этот последний прямо встретил его следующим вопросом: „Для чего тебе с дерзостью хочется противиться такому могуществу и одному из всех оставаться упорным?“ Доблестный муж возразил: „В чем и какая моя дерзость?“ – „В том, – говорит первый, – что не держишься одной веры с царем, когда все другие склонились и уступили“. – „Не сего требует царь мой, – отвечает Василий. – Не могу поклониться твари, будучи сам Божия тварь и имея повеление быть богом“. – „Но что же мы, по твоему мнению? – спросил правитель. – Или ничего не значим мы, повелевающие это? Почему неважно для тебя присоединиться к нам и быть с нами в общении?“ – „Вы правители, – отвечает Василий, – и не отрицаю, что правители знаменитые, однако же не выше Бога. И для меня важно быть в общении с вами; впрочем, не важнее, чем быть в общении со всяким другим из подчиненных вам; потому что христианство определяется не достоинством лиц, а верою“. Тогда правитель пришел в волнение, сильнее вскипел гневом, встал со своего места и начал говорить с Василием суровее прежнего. „Что же, – сказал он, – разве не боишься ты власти?“ – „Нет, что ни будет и чего ни потерплю“. – „Даже хотя бы потерпел ты и одно из многого, что состоит в моей воле?“ – „Что же такое? Объясни мне это“. – „Отнятие имущества, изгнание, истязание, смерть“. – „Ежели можешь, угрожай иным; а это нимало нас не трогает“. – „Как же это и почему?“ – спросил правитель. „Потому, – отвечает Василий, – что не подлежит описанию имуществ тот, кто ничего у себя не имеет, разве потребуешь от меня и этого волосяного рубища и немногих книг, в которых состоят все мои пожитки. Изгнания не знаю, потому что не связан никаким местом; и то, на котором живу теперь, не мое, и всякое, куда меня ни кинут, будет мое. Лучше же сказать, везде Божие место, где ни буду я пресельником и пришлецем (Пс. 38:13). А истязания что возьмут, когда нет у меня и тела, разве разумеешь первый удар, в котором одном ты и властен? Смерть же для меня благодетельна: она скорее препошлет Богу, для Которого живу и тружусь, для Которого большею частью себя самого я уже умер и к Которому давно поспешаю“».[821] Так кончилось это объяснение, в котором мужество Василия выразилось как нельзя более.

Когда донесли Валенту о результатах этого объяснения, он невольно возымел к великому человеку удивление. Желая сам посмотреть на эту неустрашимую личность, он в день Богоявления явился в храм со