Муравьиный мед - Сергей Малицкий

– Мне бы Тини, – робко отозвалась Кессаа, но удостоилась лишь короткой фразы:

– Я знаю, пошли, Тини придется подождать.

«Сколько подождать?» – пробурчала Кессаа и с тоской поплелась вслед. Вздрагивающим светляком впереди провожатая шла. Кессаа смотрела на ее силуэт и не видела, а угадывала узкие коридоры, зал, в котором кто-то еле слышно дышал, но тоже обходился без света, лестницу, по которой двинулась вниз проводница.

– Здесь, – толкнула тяжелую дверь послушница, и Кессаа оказалась в подвале. Тьма была разжижена несколькими светильниками, и во взвеси копоти, сырости и сумрака за грубым столом сидели три женщины, показавшиеся Кессаа близнецами ее провожатой. Они даже не взглянули на гостью, правда, ей показалось, что чуть напряглись, согнувшись над чашками с бульоном, из которых полз аппетитный запах.

– Садись, – смягчила голос провожатая. – Тини может появиться и затемно, поэтому тебе придется перекусить. Не взыщи, еда у нас простая.

– Бывало и попроще, – буркнула Кессаа, сбросила мешок, стянула с плеч вымазанный сажей кожушок, тут же вспомнила о грязном лице, руках и сморщила брезгливо нос. Послушница понимающе кивнула в сторону бадьи с водой.

– Чистота тела нутро не чистит, но о порядке свидетельствует. Умойся.

«Что ж, – подумала Кессаа. – Дождусь Тини, а там все одно – или договорюсь насчет Лебба, или сбегу!»

Вода оказалась чистой. Кессаа разбила поблескивающую поверхность тяжелым ковшом, набрала полные ладони леденящего холода и, стряхнув с головы замасленную шапчонку, с внутренним трепетом плеснула на лицо, на шею, засучила по локоть рукава рубахи, пригладила спутавшиеся волосы. Оглянулась, не увидела ни полотна, ни ветоши, собрала с лица капли ладонями и подошла к столу. Сестры продолжали безучастно есть, явно растягивая удовольствие, провожатая посмотрела на короткие волосы Кессаа неодобрительно.

– Вот, – пододвинула чашку с тем же бульоном. – Не побрезгуй.

«Думает, я из дворца сбежала», – пробормотала Кессаа про себя, присела, еще раз окинула взглядом закопченные своды, то ли клетку, то ли металлическую решетку в глубине подвала, деревянные полки, заставленные горшками и мешками, взяла ложку и хлебнула оказавшееся вкусным варево. Неладное почувствовала почти сразу. В глубине наваристого бульона таилась магия. Она была чуть заметной, в другое время Кессаа и не почувствовала бы наговор, мало ли как здешние повара кухню ведут, но теперь ее чувства были обострены как никогда. Путешествие с Хееном, Мэйлой и Гурингом, выпутывание из ворожбы старого мага, которая и теперь липким невидимым комком оставалась в ладони между большим и указательным пальцами, словно кожу с нее содрало. На мгновение Кессаа замерла, удерживая ложку у губ, но провожатая ее все поняла.

Она даже не крикнула, зашипела как змея, и четыре пары крепких рук мгновенно взяли девчонку в оборот. Скрутили запястья, захлестнули петлей ноги, забили в рот дурно пахнущую ткань. «Хорошо хоть умыться дали», – некстати блеснуло в голове.

– С прибытием, – холодно вгляделась в лицо Кессаа провожатая и повернулась к помощницам: – Не захотела сладко заснуть, обижайся на саму себя. Амулетов нет?

– Ничего нет, – послышался голос из-за спины, хотя быстрые руки только заканчивали ощупывать тело Кессаа, не оставляя без внимания самые укромные места. – Так, в мешке только травок немного да прочая ерунда. Золото, глинки ведьминские, белье.

– А это? – Провожатая сорвала с шеи девчонки шнурок.

– Зря ты его развязала, сестра, – сухо пробормотала одна из помощниц.

– Забыла? – сузила глаза старшая. – Тини приказала, всякий наговор сдергивать, а провожатый у нее один должен быть. Хозяйка сама его допросить хочет. Если и есть у него соратники, много не набежит. А ну-ка, спеши наверх, пусть готовы будут к гостю или гостям. Запоры открыть и ждать!

Зашелестел почти неслышный быстрый шаг по ступеням. «Тини приказала…– растерянно повторила Кессаа и вдруг дернулась, забилась в путах. – Убьют ведь Зиди!»

Резкий удар в живот заставил Кессаа замереть, скрючиться в судорогах. Показалось, что забившая рот тряпка заткнула глотку и рвет на части изнутри грудь. С трудом сдержала тошноту, только слезы сдержать не смогла, но и сквозь них посмотрела на обидчицу с ненавистью.

– Чувствуется порода, – одобрительно кивнула старшая. – С другой стороны, была бы умнее, не свалилась бы в ловчую ямку. А ну-ка, давайте примерим!

Одна из сестер встряхнула перед лицом Кессаа мешок из редкой, но прочной ткани, твердые руки притянули ее колени к груди, спеленали ремнями натуго, примотав руки к стопам, подняли и сунули в пыльную темноту.

– Отлично, – услышала Кессаа голос, с ужасом чувствуя, что задыхается. – А ты, девочка, имей в виду, что висеть тебе в таком состоянии у седла придется, и если мычать попробуешь или дергаться, то всадник только одним способом успокаивать тебя станет, ногой.

В то же мгновение страшный удар опрокинул Кессаа во тьму…

…Она пришла в себя скоро. От боли было трудно дышать, но стянутые ремнями руки и ноги затечь не успели. Кессаа попробовала вытянуться, но колени, пятки, спина и затылок уперлись в холодные прутья.

«Клетка», – с досадой подумала Кессаа и постаралась поднять голову.

Теперь сумрак подвала казался еще более мутным. На столе горело всего три светильника, и четыре сестры стояли, обнажив мечи. Где-то далеко слышался шум и голос, словно кто-то стучал в дверь и что-то выкрикивал при этом.

– Руки, ноги, уши можно рубить, но убивать в крайнем случае, – холодно приказала старшая и одну за другой потушила лампы.

– Ты думаешь, они пройдут дальше коридора? – спросила в темноте одна из сестер.

– Увидим, – ответила старшая.

«Увидим», – одними губами повторила Кессаа, обессиленно дернулась в путах и вдруг поняла, что она должна сделать. Что она должна попытаться сделать, несмотря на то, что, истратив силы на выходе из Суйки, она ни одного мгновения не чувствовала себя так же, как во время ночных занятий в саду храма Сади. Ни на одно мгновение не вернулась к ней прошлая уверенность в том, что она выпутается из любой ситуации, и тогда, когда она вдруг очнулась в снегу и столкнулась с Зиди, уверенность не вернулась. Тогда лишь радость ее захлестнула и, кажется, даже еще большее бессилие навалилось. Вот и теперь там, где некогда искрились сила и озорство, чернела бездна усталости. Ни капли силы, только липкий комок на ладони правой руки между большим и указательным пальцами.

– Сейчас, – умер в забитой тряпьем глотке шепот, – сейчас…

Трудно запомнить тысячи заклинаний, в которых на самом деле не слова главное, а воля и настрой, но еще труднее слепить заклинание, которое не то что не знаешь, которому не учили, которого и в книгах-то нет, есть только жгучая потребность, чтобы случилось что-нибудь именно так, как того хочет маг, и не иначе. Впрочем, зачем лепить заклинание – вот оно, между пальцами, скомканное, но живое, кровью Кессаа пропитанное, силой нерастраченной полное. На другое оно нацелено, но так и ножик годится не только для резки овощей, пусть даже он для кухни лишь выкован. Подправить немного, очень захотеть, чтобы получилось, и должно получиться. Хоть как. Главное, чтобы не вслепую Зиди по этому ужасному дому без окон шел, не вслепую.