Обратная сторона города N. Дикая охота - Дарья Заровная

class="p1">Выйдя из ванной, Антон тут же наткнулся на Джокера, стоявшего посреди комнаты и улыбавшегося во все тридцать два. Его шрамы снова напомнили о той, которую всеми силами он пытался забыть. Дина лезла в голову, отравляя мысли своим присутствием.

– Держи, – Джокер протянул ладонь с маленькой розовой таблеткой в виде сердечка. – Поможет от твоего унылого ебала.

И Антон больше не думал. Потянулся за спасительной таблеткой, тут же запил её бокалом шампанского. Стоило немного подождать, чтобы пришла эйфория – единственное спасение от его совести.

Джокер скептически осмотрел наряд Антона и покачал головой. Заявил, что, прежде чем ехать на встречу, ему стоит приодеться. Так два новых знакомых покинули комнату, в которой всю ночь воплощались эротические фантазии Антона, и отправились на поиски новых развлечений.

Глава 16. Королевство кривых зеркал

Тёмный коридор с тусклым освещением заполнялся криками боли и отчаяния. У кричащего хрипел голос, но это был единственный способ продемонстрировать, что он ещё жив и готов бороться. Жизнь – единственное, что у него осталось, поэтому услышавший эти звуки мог проникнуться сочувствием, пропуская через себя крик и все те эмоции, что он испытывал. И кто знает, может, ему повезёт и в этом тёмном коридоре появится герой, готовый его спасти. Но минуты шли бесконечно долго, а шанс на спасение таял, как снежинки в горячих руках. Был лишь он – мучитель, не знающий пощады.

Стоя у стола с разложенными инструментами, палач думал, что может подойти после загнанных под ногти раскалённых игл. Руки тянулись к пассатижам, чтобы лишить мученика зубов, но дело это было не столь благородным. Кто же захочет ковыряться в мокром рту? А вдруг жертва наберётся храбрости и прокусит руку? Поэтому он остановился у ножа. Любимый инструмент, никогда не подводивший его друга, незаменимый в столь деликатном деле – надоел. И он скользил взглядом дальше, изучая каждый предмет. На глаза попались молоток и гвозди – давно желанное орудие пыток. Он гладил рукоять и вспоминал, когда же в его голову пришла мысль положить этот хозяйственный инструмент на стол.

В детстве мать, когда не была пьяная в стельку, рассказывала страшные истории, по большей части связанные с мифологией и религией. Про адских псов, что разрывали плоть жертвы на мелкие кусочки, про бесов, чьи копья протыкали тела грешников, пока те варились в котле, про сжигание заживо людей, обвинённых в колдовстве, – и все эти истории пестрили подробностями, приправленные одним предложением: «Всё это, сынок, кара Божья».

Один из рассказов он помнил и по сей день. История Иисуса Христа, сына Божьего, чья судьба была решена простыми смертными.

«Воины били Иисуса бичами, надели на него багряницу и сплетённый терновый венок. Смеялись над ним и плевали в него, называя «Царь Иудейский». Когда Иисуса повели на Голгофу, следом отправились и люди. Его заставили нести собственный крест, а после пригвоздили руки и ноги к кресту и подняли его. Иисус молился. Он просил небесного Отца простить тех воинов, что распяли его, ведь не знали они, что он Спаситель. Мать Иисуса и апостол Иоанн наблюдали за казнью его. Сам же апостол был при матери, потому что Спаситель попросил позаботиться о ней. Воины давали ему пить кислого вина, смешанного с уксусом, чтобы облегчить его страдания. Иисус отказался пить, не хотел облегчать страдания – наоборот, желал испытать их за всех людей на земле. Тьма накрыла землю. Спаситель страдал много часов, пока наконец его дух не покинул тело. Он умер».

Так гласила история матери. И он нашёл подтверждение её словам в историях других людей, что верили в Бога и в писания о нём, а вера их была непоколебима.

Когда женщина заканчивала очередной рассказ, то запирала маленького мальчика в тёмной, холодной кладовке, переваривать услышанное. Устраивать истерики было запрещено, поэтому, будучи малышом в возрасте пяти лет, он перебарывал свои страхи в одиночку. Всё заканчивалось, как только домой возвращался отец. Он вытаскивал продрогшего мальчика из кладовки, а после на глазах сына наказывал мать. Так под влиянием родителей зарождалась любовь к насилию. Он давно перестал быть мальчиком для битья в руках отца и стал исполнителем в собственной группировке. Было неважно, кто сидит перед ним – взрослый или ребёнок, мужчина или женщина. Если человек заслуживал, то он получал своё наказание.

Сегодня было не до детских воспоминаний. Мужчина повернулся к подопытному, бегло осмотрев его. Перевел взгляд на стул с деревянными ручками, к которому тот был привязан. Конечно, будь у него крест, зрелище было бы интереснее, но из-за неимения одного атрибута упускать шанс умерить детское любопытство он не собирался. Стало интересно, сможет ли испытать человек те же муки, что и святой много тысяч лет назад, и как долго он будет кричать от боли. Умрёт ли он на этом самом стуле и что ждёт его потом? Ухмыльнувшись своим мыслям, он стащил инструмент, как заветную игрушку, со стола и направился прямиком к стулу.

– Готов ли ты пасть смертью святого? – раздался грозный голос мужчины, от чего человек на стуле вздрогнул.

– Я-я-я рассказал всё, что зна-аю, – заливаясь слезами, прокричал подопытный. – Прошу-прошу, не надо.

– Слово Короля – закон, а ты его нарушил. Так понеси же наказание за всех нас, грешников.

Гвоздь с хрустом разорвал плоть под силой удара молотка. Подопытный завизжал, и звук этот был прекраснее всех симфоний, без ноток фальши, идущий от самого сердца. Такую мелодию не исполнит ни один оркестр в мире. Запах крови был роднее, чем запах грудного молока матери, и теплее, чем тело любимой женщины. Вид красной жидкости, стекающий по запястьям, – красивее тысячи рассветов и закатов, он приносил эйфорию больше, чем самые лучшие синтетические наркотики. Вся эта пьеса возбуждала и без того воспалённый мозг единственного зрителя в лице палача. И не было прощения тому, кто пытался отвлечь его от столь прекрасного занятия.

– Ты ещё не закончил! – дверь в пыточную распахнулась. Парень с весёлыми нотками в голосе своими словами заставил его улыбнуться. – Надеюсь, ты не забыл, какой сегодня день?

– Не держи меня за идиота. Я всё помню, – разочарованно ответил он, опуская молоток.

Мужчина в белоснежном костюме прошёл вглубь комнаты, аккуратно переступая оставленные на полу окровавленные инструменты. Поморщился, глядя на привязанного к стулу человека с прибитой рукой. Тот всё ещё кричал, и крики эти вызывали головную боль, которая была сравнима с болью от пыток. Массируя виски, он перевёл взгляд на друга и произнёс еле слышимое «фи», осматривая его грязную