Там, за зорями - Оксана Хващевская

Девушка полезла в пакет и достала оттуда три свертка, в которые были завернуты платки, яркие, красивые, нарядные И баба Маня, и баба Нина, и даже Тимофеевна такие носили. И Злата знала, что им будет приятно. Ее покойная бабушка приходила в восторг от этих платков.

— А это вам небольшие подарочки к Новому году! — сказала она, поочередно раздавая подарки.

— Златулечка! — воскликнули бабушки все втроем. — Да не трэба было! Куды нам старым падаркi?

— А что? Праздник все же! Все-все, берите, не отказывайтесь!

— Ну, а нам i няма табе чаго падарыць…

— Мне ничего не надо! Ой, пожалуйста, берите, и все!

— Дзякуй табе, Златуля! I дай бог табе здароуя! — сказала баба Маня.

— I жанiха харошага! — добавила баба Нина.

— Цiмафееуна, а што гэта твой Аляксей забыуся пра нас? Ён жа Злаце у жанiхi набiвауся усё лета, а во ужо колькi месяцау i вачэй не кажа? — тут же среагировала баба Маня, возвращаясь из зала на кухню, куда она относила подарок.

— Дак заняты ён. Учора увечары званiу, паздрауляу нас с дзедам! Кажа, што, акрамя радзiва, пець яго кудысь запрасiлi на Новы год! Я ужо i не пытала, калi ён прыедзе! Златуля, а табе ён што, не звонiць?

— Ну, мы вообще-то с Лешкой только друзья, и он мне тоже давно не звонил. Наверное, он действительно занят! Вот увидите, пройдет немного времени — и его по телевизору будут показывать!

Тимофеевна засмеялась и махнула рукой.

— Адкуль жа у iх столькi грошай? Штоб па тэлявiзару паказывалi грошай нада столью заплацiць! Мы во з дзедам перад Новым годам передачу глядзелi, там пра гэту сцэну такое паказывалi…

— Дак то ж у Расii, Цiмафееуна! — возразила ей баба Нина.

— Усюды яно усё адзiнакава. А хлопца добрага табе, Златуль, нада. Чаго адной сядзець тут? Во сустрэнеш сваю судзьбу, паедзеш адсюль, замуж выйдзеш i забудзешея пра нас, старых…

— Нет! Замуж я не собираюсь и женихов вообще-то не ищу. И никуда я отсюда не поеду. Пусть уж жених сюда приезжает!

— Што, тут будзеце жыць?

— Конечно!

— Ну, тады, Златуля, толькi за Лёшку Цiмафееуны мы цябе аддадзiм. Вы ж такая пригожая пара! Цiмафееуна, ну скажи, падойдзе табе такая нявестка, як наша Златуля?

— Мне-та падойдзе, да толькi б iм добра было!

— Давайте уже за стол садиться. А то вы меня уже вконец засватали и смутили прямо! У Лешки в Минске есть девушка, он и думать обо мне забыл!

Старушки решили тему эту больше не развивать. Картошка сварилась, и баба Маня, приправив ее сливочным маслом, высыпала в одну тарелку и поставила посреди стола. Тут уже стоял карп, принесенный Златой, и овальная тарелка с «шубой», и оливье, и мясная нарезка, и котлеты, и сырники, и бутылка вина, и в чашке самогонка, которую баба Маня сама делала. Получилось самое настоящее пиршество, и они наконец-то уселись за стол.

Картошечка, рассыпчатая, желтенькая, приправленная маслом, выглядела так аппетитно, что у Златы прямо слюнки потекли. Она только сейчас ощутила, как на самом деле проголодалась, и, не стесняясь, положила себе в тарелку всего, что было на столе.

Потом были неспешные разговоры старушек. Злата почти не принимала в них участия, просто сидела, потягивая вино маленькими глоточками, и улыбалась, слушая их. И так уютно и хорошо ей с ними было. И боль отступала, и она могла дышать.

— Во ужо i Новы год… — тяжко вздохнув, сказала баба Маня.

За окном уже стемнело, зажглись фонари, и в их свете морозный воздух искрился и переливался.

— Во студзень як перажывём, а люты кароткi, а там, глядзiце, i вясна зноу.

— I зноу агароды…

— Ну, а як жа ж мы без агародау! Трэба сеяць, канешне. Во трохi падлячу руку сваю за зiму. I з новымi сiламi пачнём. Як жа нам не сеяць? Што, рукi скласцi i смерцi чакаць? Не, бабанькi, будзем сеяць. I у ягады пойдзем! Толькi б здароуе не падкачала…

— Дай бог, будзем жывы!

— Да, трэба жыць, рана нам, бабанькi, яшчэ памiраць! Мо, бог дасць, дажывём яшчэ да таго, што дзярэуня зноу ажыве… Паглядзiце, сколью тут зямлi, i лес радам, стройся сабе… Златуль, як думаеш?

— Я думаю, деревня не умрет! Я отсюда не собираюсь уезжать! Возможно, уже никогда жизнь не будет здесь кипеть и детишки не будут кататься на велосипедах по улице, и коровы в сараях не станут мычать, только деревня не умрет и не зарастет бурьяном и акацией. Люди вернутся сюда, они не могут не вернуться…

— Дажыць бы… — только и сказала баба Маня.

Домой Злата возвращалась с бабой Ниной. Шли не торопясь. Полянская взяла старушку под руку, дорога была скользкая. Баба Нина рассказывала о своих детях и внуках, а девушка молчала и слушала. Она проводила ее до самого дома. Возвращаясь обратно, чуть приостановилась у дома бабы Ариши. Здесь, как и прежде, во всех окнах горел свет, и не важным было, что Сашка сидел в тюрьме, а Маринка лежала в могиле. Здесь все так же собирались компании. Злата подумала о том, что следовало бы и бабе Арише принести подарок, вот только как это сделать? После похорон Маринки она так и не решилась переступить порог их дома, хоть баба Ариша и звала ее, и обижалась, наверное… А Злата не могла пересилить себя.

Свернув с дороги и миновав узкую тропинку до калитки своего дома, девушка на мгновение остановилась и прижалась лбом к деревянному столбу. Возвращаться в пустой дом, к воспоминаниям, которые причиняли боль и сводили с ума, не хотелось. Постояв так немного, она, пытаясь отыскать в себе силы, которых не осталось, подняла глаза к звездному небу… Россыпь звезд тут же размылась, слезы застилали глаза…

— Господи, дай мне сил… Дай мне сил и мужества все это пережить… — прошептала она срывающимся голосом.

Той ночью ей снился Дорош. Во сне не было боли и обид и они были счастливы, безмятежно счастливы, как были еще недавно наяву. Злата проснулась среди ночи со слезами на щеках и тупой ноющей болью в сердце. Лунный свет пробивался сквозь щели в занавесках, серебрился снег за окном громко тикали часы где-то в глубине дома, скреблась мышь под полом, глубокое безмолвие царствовало над миром. Полными слез глазами девушка вглядывалась в этот ночной полумрак, а сердце, как только что во сне, рвалось к нему…

Глава 24

На работу после праздников Злата так и не осмелилась явиться. Отлично понимая,