Молодой Сталин - Саймон Себаг-Монтефиоре

Сталин по-прежнему занимался национальным вопросом, изучал английский и немецкий. Зиновьеву он теперь писал куда бодрее: “Дорогой друг. Горячий привет вам… <…> Жду от вас книжек… <…> Очень прошу прислать какой-либо… английский журнал (старый, новый, все равно – для чтения, а то здесь нет ничего английского и боюсь растерять без упражнения уже приобретенное по части английского языка)”.

Помолвка Сосо с Лидией, да и сам роман, была мимолетна и революционному служению только мешала. Беременность подруги едва ли принесла Сталину радость. Но жители Курейки утверждали, что Лидия любила Сталина. Это была не единственная ее беременность от него5.

В конце лета Свердлов переехал из Курейки в Селиваниху, а лучший друг Сталина Сурен Спандарян прибыл в соседнее Монастырское.

В конце августа 1914 года Сталин сел в лодку и поплыл в гости к Спандаряну. В Сараеве уже прогремел выстрел, убивший наследника престола Габсбургов – эрцгерцога Франца Фердинанда. Россия и великие державы оказались вовлечены в мировую войну. “Хищническая буржуазия воюющих стран втянула мир в кровавую бойню, – писал Сталин. – Массовое истребление… развалины… голод и одичание – все это для того, чтобы кучка коронованных и некоронованных хищников грабила чужие земли и загребала бешеные миллионы”.

Когда над Европой сгустился мрак, Сталин оказался не у дел, всеми забытый, разочарованный, обрученный против своей воли с беременной несовершеннолетней крестьянкой. Единственным событием, которое произошло с ним, был постельный скандал. 1914-й был не лучшим годом для Сталина. Где-то сражались великие державы – но здесь за буранами было не видно солнца и не слышно новостей. Сталин затерялся среди сибирской зимы6.

Сталин теперь был единственным ссыльным в скованной льдом сумрачной Курейке. Он близко общался с аборигенами – тунгусами и остяками. Делать здесь было нечего, но за выживание приходилось бороться: уже на краю деревни выли тундровые волки. Когда Сталин выходил на улицу по нужде, он стрелял из ружья, чтобы отпугнуть волков. Когда он ездил на санях, вокруг раздавался волчий вой. Сталин не мог забыть курейские волчьи стаи: вокруг его сибирской избы все время кружили враги. На полях документов в часы совещаний он рисовал волчьи головы, особенно часто – в конце жизни, замышляя последнюю кампанию Террора, дело врачей. Он рассказывал своим посетителям, что видел в годы ссылки, как крестьяне убивают бешеных волков.

Но почему-то Сталина это не тяготило: в Курейке ему начинало нравиться. Как ни странно, это был один из самых счастливых периодов его мрачной жизни. Друзьями его были песик по кличке Степан Тимофеевич или просто Тишка, которого подарили ему местные, рыбак-тунгус Мартын Петерин и жандарм Мерзляков. Беременность Лидии становилась все заметнее. В Сибири теперь жилось сносно, потому что Сталин начал регулярно получать деньги: в 1915–1916 годах было десять переводов общей суммой больше чем на сто рублей: он мог покупать еду, одежду и, если нужно, давать взятки[175].

Он стал охотником-одиночкой. Это отлично соответствовало образу, который он для себя придумал: человек, идущий к священной цели, пробивающийся сквозь снега с одним только ружьем, не имеющий ничего, кроме веры, лишенный буржуазной сентиментальности, но всегда по-северному стойкий, даже когда случается беда. Всю жизнь он рассказывал Аллилуевым и товарищам в Политбюро о своих сибирских приключениях. Даже управляя Россией, он оставался охотником-одиночкой.

“Осип”, “Оська Корявый”, как его здесь называли, выходил на охоту один, с ног до головы одетый в оленьи меха. Он стал умелым охотником и близко сошелся с аборигенами. Лалетин не разрешал ему иметь свое ружье, так что крестьяне шли на хитрость: “Унесем ружье в лес, повесим по договоренности на такой-то ствол. Сталин в лес – и ружье есть”. Охотился он подолгу, бил песцов, куропаток и уток.

Курейчане начали уважать Оську Корявого, книгочея с трубкой. “И. В. очень любили местные жители, очень часто ходили к нему, ходил он к ним, часто просиживали у И. В. целые ночи. Он любил… порой веселое времяпрепровождение жителей”, – вспоминает Мерзляков.

Он покупал у тунгусов рыбу и оленину. Ему нравилось их молчаливое спокойствие и забавляло, что они почитают шаманов и верят, несмотря на православное крещение, в хозяев и духов, обитавших в Сибири. Кроме того, он изучал и перенимал их способы рыбалки и охоты.

Рыба и оленина составляли основу их бытия. Олени, питавшиеся лишайником, считались священными. Олени – это транспорт (если запрячь их в сани), одежда (мех), богатство (у самых богатых вождей были стада до 10 000 голов) и еда (вареная оленина). Петерин – вероятно, наполовину остяк – научил своего друга искусству рыбачить на Енисее. Сталин сам плел лески и выдалбливал проруби – об этом пишет Мерзляков, чьи воспоминания, записанные в 1936 году, – лучший источник о жизни Сталина в Курейке. Согласно рассказу самого Сталина в несколько готическом духе, он так хорошо научился ловить рыбу в проруби, что потрясенный остяк прошептал: “ Ты слово знаешь!” Сталину нравилась рыбная диета: “Рыбы было много, но соль ценилась на вес золота, так что мы складывали рыбу у них в нужнике; на двадцатиградусном морозе она задубевала, как штабеля дерева. Мы скалывали с нее наледь и сосали”. Ему стали попадаться крупные осетры. Однажды на реке его застала метель – он уже думал, что ему конец, но все же сумел добраться до берега. В другой раз он возвращался домой с друзьями-остяками. Улов был хороший – осетр и сайда. Сталин отстал от других. Внезапно налетела пурга. Курейка была далеко, но он не мог бросить рыбу, которой собирался питаться несколько недель. Пробираясь сквозь пургу, Сталин шел, пока не увидел человеческие фигуры. Он позвал их, но они исчезли. Это были его друзья – но, увидев его, с головы до ног покрытого белым снегом, они решили, что это водяной, и убежали. Когда он наконец добрался до избы и ввалился в нее, остяки закричали: