Бесконечная империя: Россия в поисках себя - Владислав Иноземцев

Трагичность ситуации в данном случае заключается в том, что новая имперская идеология вполне естественно пытается найти точки опоры не в том, чем в свое время была сильна Российская империя — в принесении европейской культуры в отсталые периферийные районы и утверждении европейскости даже на берегах Тихого океана, — а в том, в чем видела свою идентичность Московская — в уникальном православии, особой неевропейской культуре, самодостаточности и закрытости от мира. Это, повторим, представляется нам совершенно естественным выбором социального организма, а не позицией, искусственно навязанной обществу отдельными политиками или кланами. Все политические «новации» последнего времени — от практически легализованного чиновничьего кормления до формирования сословного общества, от построения властной вертикали до деградации правового сознания — идут именно из прежней Московии, и в будущем этот тренд, скорее всего, будет лишь усиливаться. Сегодня можно уверенно утверждать, что предпосылок для формирования современного государства в России намного меньше, чем в последние годы существования как Российской империи, так и Советского Союза, которые оба по своей природе являлись продуктами синтеза московских и европейских политических порядков, технологических практик, идеологических установок и человеческого капитала.

Во-вторых, на протяжении постсоветского периода очень быстро выяснилось, что российский/советский имперский проект, так или иначе ориентированный на «специфическую глобализацию» и борьбу за достойное место в Европе/мире и требовавший технологического прогресса и постоянной модернизации (провалы в этом отношении, как в середине XIX века, рефлексировались и исправлялись), более не актуален. В ярко выраженный имперский период своего развития Россия неоднократно модернизировалась (хотя ни одна попытка не была успешной и доведенной до конца) и к середине ХХ века, уже в облике СССР, стала современной индустриальной страной. Данный тренд в целом подготавливал ее постимперскую историю, делая человеческий капитал основным фактором экономического прогресса. Однако резкая «московизация» постсоветского российского государства потребовала переноса акцента на те сектора хозяйства, которые можно было достаточно легко консолидировать в руках государства и которыми можно было распоряжаться без вовлечения в данный процесс значительной части общества. В результате катастрофическая деиндустриализация страны и превращение ее в сырьевую экономику, зависящую от своей поселенческой колонии, полностью скопировали ситуацию, существовавшую в Московской империи на излете ее истории.

Трагичность ситуации в этом случае состоит в том, что власти не только с радостью согласились вернуть страну в статус «энергетической сверхдержавы/вки», полностью зависящей от извлечения и перераспределения природной ренты, но и начали воспринимать всю экономическую реальность как сферу извлечения ими не произведенного дохода. Если в современных обществах государство претендует на значительную часть общественного продукта в силу того, что создает оптимальные условия для его производства и использует перераспределяемые средства в основном на повышение качества жизни граждан, то в России претензии власти на национальное богатство обусловлены совершенно иррациональными соображениями «высшей целесообразности». Поэтому, как и во времена Московской империи, население не рассматривается как производительный и тем более как креативный класс, его воспринимают исключительно как податное сословие, заботы о благополучии которого излишни. Именно отсюда возникает популярное в последнее время отношение к народу как к «новой нефти», а также набирающая обороты «оптимизация» всех элементов социальной сферы. Итогом, видимо, должно стать идеальное государственное хозяйство, в котором серьезному частному бизнесу не останется места, а государство будет контролировать как извлечение ренты, так и ее «отпуск» в руки отдельных подданных. Параллельно остальные сферы экономики будут технологически деградировать, а конкурентоспособность страны — снижаться. Условий для слома этого тренда и «возвращения к нормальности» мы, откровенно говоря, не наблюдаем.

В-третьих, крах прежнего имперского проекта и отбрасывание страны в парадигмы прежнего обусловил резкое изменение отношения власти к людям, которое мы уже отметили выше. Однако если в прежних российских империях человек массово приносился в жертву имперским замыслам/величию, то сегодня его нуждами пренебрегают прежде всего из-за материальных интересов правящей элиты. Нынешний имперский проект по преимуществу интровертен; невозможность восстановления прежних форм очевидна — и поэтому задачей является создание такой системы власти, при которой (как и во времена московских князей) элиты распоряжались бы страной как своей собственностью. Проявлениями этого можно считать разгул пропаганды, призывающей гордиться иллюзиями процветания, а не реальностью; демонтаж доступного здравоохранения; кризис образования; наконец, распространяющиеся бедность и нищету. Происходящее мы считаем одним из видов антинародной элитной консолидации, свойственной сословным обществам и вряд ли могущей быть обращенной вспять.

Трагичность этого тренда связана прежде всего с невиданным в истории московских/российских имперских структур пренебрежением к человеческому потенциалу страны. Сколь бы жестокими ни были те или иные прежние формы управления империей, они были ориентированы на умножение населения, рост продолжительности жизни и повышение уровня образования — но сегодня вся социальная сфера находится в кризисе. Примечательно, что за период «имперского ренессанса» (отнесем к нему условно отрезок с 2000 г. по настоящее время) Россию покинуло больше людей, чем в эпохи эмиграций, обусловленных крушением как Российской, так и советской империй[999]. В открытом глобализированном мире, где отъезд из страны не воспринимается ни как трагедия, ни как нечто необратимое, надеяться на возвращение хотя бы части уехавших не приходится. Распространяющаяся бедность и формирующаяся замкнутость элит сегодня фактически заблокировали возможность карьерного успеха для людей, не принадлежащих к «новой аристократии»[1000] (не зря в последнее время открыто обсуждаются перспективы формирования следующего поколения высших управленцев из числа детей путинской «номенклатуры»[1001]). Россия превращается в такое же «коммерческое государство»[1002], которыми для своих хозяев были русские средневековые княжества, — не случайно некоторые исследователи проводят прямые параллели между прежними княжескими дружинами и современными кланами типа возникшего вокруг известного кооператива «Озеро»[1003]. Уверенная деградация человеческого потенциала страны поддерживает и будет поддерживать ориентацию на примитивизацию ее экономики, о которой мы уже говорили.