Том 7. Критика и публицистика - Александр Сергеевич Пушкин

тополь нежит взгляды,

  И тихо всё… лишь соловей,

Как сердце, полное – то безнадежной муки,

То чудной радости – с густых его ветвей

  Свои льет пламенные звуки…

  Лишь посреди седых столбов,

Хаоса диких трав, обломков и цветов,

  Вечерним золотом облитых,

Семейство ящериц от странника бежит,

И в камнях, зелени узорами обвитых,

  Кустами дальними шумит!..

  Иероглифы вековые,

  Былого мира мавзолей!

  Меж вами и душой моей,

  Скажите, что за симпатия? –

Нет! вы не мертвая Ничтожества строка:

Ваш прах – урок судьбы тщеславию потомков;

Живей ли гордый лавр сих дребезгов цветка?..

  О дайте ж, дайте для венка

  Мне листьев с мертвых сих обломков!

  Остатки Древности святой,

  Когда безмолвно я над вами

  Парю крылатою мечтой –

  Века́ сменяются веками,

  Как волны моря, предо мной!

  И с великанами былыми

  Тогда я будто как с родными,

  И неземного бытия

  Призыв блаженный слышу я!..

  Но день погас, а я душою

  К сим камням будто пригвожден,

  И вот уж яхонтовой мглою

  Оделся вечный небосклон.

  По морю синего эфира,

  Как челн мистического мира,

  Царица ночи поплыла,

  И на чудесные громады

  Свои опаловые взгляды,

  Сквозь тень лесную, навела.

  Рубины звезд над нею блещут

  И меж столбов седых трепещут;

  И, будто движа их, встают

  Из-под земли былого дети,

  И мертвый град свой узнают,

  Паря во мгле тысячелетий…

  Зверей и птиц ночных приют,

  Давно минувшего зерцало,

  Ничтожных дребезгов твоих

  Для градов наших бы достало!

  К обломкам гордых зданий сих,

  О, Альнаскары! приступите,

  Свои им грезы расскажите,

  Откройте им: богов земных

  О чем тщеславие хлопочет?

  Чего докучливый от них

  Народов муравейник хочет?..

  Ты прав, божественный певец:

  Века́ веков лишь повторенье!

  Сперва – свободы обольщенье,

  Гремушки славы наконец;

  За славой – роскоши потоки,

  Богатства с золотым ярмом,

  Пото́м – изящные пороки,

  Глухое варварство пото́м!.

Это прекрасно! Энергия последних стихов удивительна!

Остальные элегии (между коими шестая весьма замечательна) заключают в себе недостатки и красоты, уже нами указанные: силу выражения, переходящую часто в надутость, яркость описания, затемненную иногда неточностию. – Вообще главные достоинства «Фракийских элегий»: блеск и энергия; главные недостатки: напыщенность и однообразие.

К «Фракийским элегиям» присовокуплены разные мелкие стихотворения, имеющие неоспоримое достоинство: везде гармония, везде мысли, изредка истина чувств. Если бы г. Тепляков ничего другого не написал, кроме элегии «Одиночество» и станса «Любовь и Ненависть», то и тут занял бы он почетное место между нашими поэтами. Заключим разбор, выписав стихотворение, которым заключается и книга г. Теплякова.

Одиночество

I

В лесу осенний ветр и стонет и дрожит;

По морю темному ревучий вал кочует;

Уныло крупный дождь в окно мое стучит; –

Раздумье тяжкое мечты мои волнует.

II

Мне грустно! догорел камин трескучий мой:

Последний красный блеск над угольями вьется:

Мне грустно! тусклый день уж гаснет надо мной;

Уж с неба темного туманный вечер льется.

III

Как сладко он для двух супругов пролетит,

В кругу, где бабушка внуча́т своих ласкает;

У кресел дедовских красавица сидит –

И былям старины, работая, внимает!

IV

Мечта докучная! зачем перед тобой

Супругов долгие лобзанья пламенеют?

Что в том, как их сердца, под ризою ночной,

Средь ненасытных ласк, в палящей неге млеют!

V

Меж тем как он кипит, мой одинокий ум!

Как сердце сирое, облившись кровью, рвется,

Когда душа моя, средь вихря горьких дум,

Над их мучительно завидной долей вьется!

VI

Но если для меня безвестный уголок

Не создан, темными дуба́ми осененный,

Подруга милая и яркий камелек,

В часы осенних бурь друзьями окруженный, –

VII

О жар святых молитв, зажгись в душе моей!

Луч веры пламенной, блесни в ее пустыне;

Пролейся в грудь мою, целительный елей:

Пусть сны вчерашние не мучат сердца ныне!

VIII

Пусть, упоенная надеждой неземной,

С душой всемирною моя соединится;

Пускай сей мрачный дол исчезнет предо мной;

Осенний в окна ветр, бушуя, не стучится.

IX

О, пусть превыше звезд мой вознесется дух,

Туда, где взор творца их сонмы зажигает!

В мирах надсолнечных пускай мой жадный слух

Органам ангелов, восторженный, внимает…

X

Пусть я увижу их, в безмолвии святом,

Пред троном вечного, коленопреклоненных;

Прочту символы тайн, пылающих на нем,

И юным первенцам творенья откровенных…

XI

Пусть Соломоновой премудрости звезда

Блеснет душе моей в безоблачном эфире;

Поправ земную грусть, быть может, я тогда

Не буду тосковать о друге в здешнем мире!..

Примечание о памятнике князю Пожарскому и гражданину Минину*

Надпись Гражданину Минину, конечно, не удовлетворительна: он для нас или мещанин Косма Минин по прозванию Сухорукий, или думный дворянин Косма Минич Сухорукий, или, наконец, Кузьма Минин, выбранный человек от всего Московского государства, как назван он в грамоте о избрании Михаила Федоровича Романова. Всё это не худо было бы знать, так же как имя и отчество князя Пожарского. Кстати: недавно в одной исторической статье сказано было, что Минину дали дворянство и боярство, но что спесивые вельможи не допустили его в думу и принудили в 1617 году удалиться в Нижний Новгород – сколько несообразностей! Минин никогда не бывал боярином; он в думе заседал, как думный дворянин; в 1616 их было всего два: он и Гаврило Пушкин. Они получали по 300 р. окладу. О годе его смерти нет нигде никакого известия; полагают, что Минин умер в Нижнем Новегороде, потому что он там похоронен, и что в последний раз упомянуто о нем в списке дворцовым