Варяжская сага - Борис Корниенко

– Не пытайся скрывать, он что-то еще тебе наговорил! Что?

– Он не говорил ничего дурного. Он предан тебе, господин.

– Так он говорит. Но еще он говорит, что я порушил обычаи предков. Разве нет?

Ансгар хотел соврать, но не смог. Вернее, ему были слишком близки слова Година, чтобы он мог от них отречься.

– Да, господин, ты порушил обычаи, не уважаешь старейшин племен, силой давишь тех, кто стоит за старину. – Сказав так, Ансгар мысленно приготовился к буре, но конунг не уловил, что его воин говорил и от своего имени тоже.

– Ох, и дурак! Старый хрыч, турса ему под кровать, когда уже норны обрежут его нить?!

– Не говори так, господин! – воскликнул Ансгар, но конунг не обратил внимания.

– Годин просто не понимает того, что я делаю. Уперся, как баран, стоит за старые обычаи. И другим головы морочит. Ты совсем юн и просто не понимаешь! Что толку от прежних обычаев? Покуда племена жили по-старому, управлялись старейшинами, жили сами по себе, думаешь, хорошо это было? Им, конечно, не приходилось каждый год давать дань, и мужи их не уходили из племени в княжескую дружину. Но что толку? У них не было защиты, не было единого войска. Когда их приходили грабить, каждое племя отбивалось само, как могло. А когда их не грабили сыны моря, они дрались между собой из-за всякой ерунды, из-за покосов, из-за скота! Они были слабы, мир их не знал, соседи почитали за ничто. Я их объединил, моя дружина, дружины моих ярлов, ополчения племен – все вместе стали непобедимым воинством! С тех пор, как я здесь, никто не смел приходить в эту землю и грабить ее обитателей! Наоборот, власть Хольмгарда все растет, под мою руку идут лучшие воины из нордманов, вендов, финнов. Они почитают за честь служить мне! А купцы? Со всех сторон, с заката и с востока, с юга они плывут сюда со своим товаром. Торг растет из года в год, и город растет! Было бы все это, по-твоему, возможно, если бы здешние племена жили, как встарь? Нынче многие тяготятся моей властью, мол, лишаю их прежней свободы, не уважаю заветы отцов, сужу самовольно, не по-старому. Думают, я уйду, вернется свобода, вернется прежняя жизнь. Но не думают, что вернутся и набеги, вернутся распри! Купцы уйдут, Торг захиреет. И что останется? Разрозненные племена, прячущиеся в лесах и презираемые всеми окрестными народами, – вот что останется! Власть конунга – это сила! это мощь! это богатство! Те, кто отрицает это, либо дураки, либо враги! Годин мне не враг, стало быть – дурак! И уже не исправится, слишком стар. Но ты-то еще юн, должен поумнеть!

Ансгар слушал Рёрика и вспоминал родной дом. Такой же вот конунг пришел и спалил его. Ради чего? Ради силы, мощи, богатства? Нет, ради себя, ради своей власти! И Рёрика волнует только его собственная власть, а то, что он говорит про защиту, про купцов, – все это только оправдание. Но, может, он в чем-то и прав. Будь Тюлоскуг под властью какого-нибудь сильного конунга, Ведерхатт не посмел бы так нагло напасть.

– Я не позволю! – не успокаивался тем временем Рёрик. – Не позволю всяким дуракам разрушить то, что я создавал годами. Скоро подрастет сын, каких-нибудь десять зим, и я смогу уйти на покой, передав власть ему. Ингвар! Мой сын! Но ему нужны верные помощники, понимаешь? Не всем ярлам можно доверять. Торвар был мне предан, но его отравили. Словене тяготятся моей властью. Твердислав, Ратмир, Братята. Но они скорее восстанут, чем подошлют мне убийц. Я казнил Эринга, но что если с ним в сговоре был кто-то еще? Я верю Асмунду, это я его возвысил, и он предан мне. Верю Бергтору, он мой родич. Старый Фроди тоже предан мне. В остальных я не так уверен. У Адальмунда слишком велика дружина, как бы он не захотел сесть на мое место! Но он провалил поход на кривичей. Никто не поддержит его, если он что удумает. Однако же удумать может. Наттфари тоже себе на уме, никак его не пойму. Йоар все время молчит, но о чем-то же он думает? Или Крук? Он, конечно, дурак. Но и Эринг был дураком, а кто-то его надоумил. Хельги, вот кто мне нужен! Напрасно я прогнал его. Он верно служил мне и был бы предан моему сыну. Его надо вернуть.

Ансгар понимал, что конунг говорит уже сам с собой, и старался не напоминать о себе, а только внимательно слушал. Услышав про Хельги, он как-то внутренне насторожился, перед глазами промелькнула волчья морда. Но тут Рёрик вспомнил про него:

– Что-то ты неважно выглядишь. Как твоя рана?

– Заживает.

– Вижу. Но, может, рано я тебя в стражу определил?

– Нет, господин, не рано. Я рад служить тебе. – Сказав так, Ансгар почти не врал, он действительно рад был служить, но только потому, что сидеть без дела ему нынче было просто невыносимо.

– А все же отдохни-ка следующей ночью, другого поставлю. – Рёрик покровительственно хлопнул Ансгара по плечу, но вдруг насторожился. – Что это? Что за шум?

Ансгар прислушался – и вправду, с улицы доносился какой-то гул, потом несколько глухих ударов, словно кто-то пытался вышибить ворота, и крики людей.

– А ну, сбегай, глянь, что происходит. – Рёрик, строго сведя брови, мотнул головой в сторону двери, и Ансгар опрометью бросился во двор. Он выскочил на улицу, увидел, что со всех сторон к воротам сбегается стража, и сам поспешил туда.

– В чем дело? – крикнул он первому попавшемуся стражнику.

– Не знаю, кто-то ломится.

Ансгар подошел ближе. В ворота колотилось сразу множество рук, но на самом деле, как ему тут же стало ясно, никто не пытался их выломать. Зато с той стороны явственно слышались улюлюканье и какие-то бессмысленные крики. Кем бы они ни были, эти люди явно хотели привлечь к себе внимание. И они добились своего – скоро у ворот собралась стража со всего дворца. Были тут и друзья Ансгара. Свен, выходец с Борнхольма, которому конунг в отсутствие Хельги поручил командовать стражей, убедившись, что под его рукой собралась вся наличная сила, велел открывать ворота.

– Посмотрим, кто это к нам пожаловал, – произнес он угрожающе и вынул из ножен меч. Ансгар последовал его примеру. Но в этот самый момент стук и гомон прекратились.

– Открывай! Открывай! – закричал Ансгар и, едва створы ворот приоткрылись, выскочил наружу. У стен дворца уже никого не было, но Ансгар слышал, как скрипит снег под ногами убегающих. Ему показалось, что он увидел, как один из них заворачивает за угол дома, и даже различил на нем лисью шапку. Ансгар дернулся, намереваясь броситься в погоню, но в этот миг его посетила страшная догадка. Резко развернувшись, расталкивая Свена и других стражников, поваливших за ворота, он бросился назад во дворец. Уже подбегая к дверям, Ансгар услышал истошный женский вопль. Двумя прыжками он взлетел по лестнице и ринулся к опочивальне конунга. Именно там кричала женщина. Дверь была открыта, и Ансгар, даже на миг не задумавшись, что врывается в покои Рёрика, шагнул внутрь.

В углу напротив дверей Ефанда, жена конунга, с округлившимися от ужаса глазами и схватившись за голову руками кричала, что есть мочи. Рядом в кроватке плакал ребенок. Ансгар посмотрел в другую сторону, за дверь, – там, прижавшись спиной к стене, сидел на полу Рёрик. Глаза его были выпучены, лицо покраснело сильнее обычного, из исказившегося рта капала на бороду тягучая слюна. Конунг умер.