Омега - Джек Макдевит

– Не терзайся. Если бы корабль прилетел туда слишком поздно, чтобы что-нибудь предпринять, ты бы казнила себя за это. Ты должна была рискнуть и отправить их на неделю раньше.

– Что ж, – сказала Хатч, – возможно, воздушный змей сработает.

Утром она отослала сообщения Коллингдэйлу, Вадиму на «Бродсайд» и Диггеру. Коллингдэйл информировал ее о своем намерении продолжить полет на «Хоксбилле». Хатч пожелала ему удачи и сказала, что знает: он сделает все возможное. Она распорядилась, чтобы Вадим считал первоочередным любой запрос, который поступит от тех двоих на Лукауте. Если Диггер найдет способ увести гумпов на возвышенность, пусть действует, и к черту последствия.

Когда Хатч пришла утром в Академию, там ее ждало сообщение с «Бродсайда», в котором говорилось, что тело Джека прибудет на «Уинкельмане». У Академии было заготовленное письмо, которое в таких случаях отправляли родственникам, но его тон показался Хатч холодным, поэтому она решила подготовить собственное.

Она попросила секретаря Асквита передать комиссару, что хочет его видеть, когда тот придет. К десяти он еще не появился, и Хатч вызвала его по комму. Асквит не одобрял такие вещи. Только в крайнем случае. Ему не нравилось чувствовать себя привязанным к Академии, он с удовольствием рассказывал всем, что возглавляет учреждение, в котором не имеет значения, могут или нет его сотрудники поговорить с ним. Ведь главная черта хорошего управляющего – решения принимаются, и работа идет, даже когда он оказывался вне досягаемости.

С другой стороны, если на Асквита обрушивался кто-нибудь из конгресса, он целыми днями жаловался, что его подчиненные держат его в неведении.

– Да? – раздраженно отозвался Асквит.

– Не знаю, слышали вы или нет. У «Аль-Джахани» сломались двигатели. Он дрейфует.

Последовала долгая пауза, а затем Хатч услышала, как комиссар вздохнул.

– Есть пострадавшие?

– Нет.

– Что ж, и на том спасибо. Чья это вина?

– Не знаю. Вероятно, моя.

– Как это случилось?

– Они просто сломались. Мы рискнули – и неудачно.

– Ладно. Послушайте, не напрягайтесь. Мы с этим разберемся.

Час спустя к ней пришел Эрик.

– У нас серьезные проблемы, – сказал он. – Как прикажете объяснять это?

Эрик Cэмюэлс был импозантным мужчиной: высокий, хорошо одетый, с поставленным голосом, которому все инстинктивно доверяли. До тех пор, пока не становилось понятно, что он живет в мире образов и фантазий. «Восприятие – это все», – любил говорить он. Пару недель назад Эрик великолепно сострил перед группой физиков, занимающихся элементарными частицами: «Основной урок, который следует извлечь из квантовой теории: реальность и образ – одно и то же». «Если мы чего-то не видим, – твердил он, – этого нет».

– Объяснять что? – спросила она.

– «Аль-Джахани». О чем еще, черт побери, может идти речь? – Он был вне себя от ярости.

– Сядьте, Эрик, – попросила она.

Он остался стоять.

– Что я скажу им?

– У вас сегодня пресс-конференция?

– Теперь да.

Эрик отлично работал с прессой, когда дела шли хорошо. Обычно в Академии так и было. Б?льшую часть проблем и неудач удавалось скрыть, поскольку общественность была не так уж заинтересована в той работе, которую выполняла Академия. Недавнее исследование, проведенное «Всеобщими новостями», показало, что пятьдесят процентов американцев понятия не имели о том, что такое альфа Центавра – планета, звезда, созвездие или страна в Западной Азии.

Но общественность любила гумпов.

Хатч открыла графин и предложила Сэмюэлсу выпить. Эрик был образцом добропорядочности, она знала, что на работе он никогда не притрагивался к алкоголю. Но сейчас сделал исключение. Да. Пожалуйста.

– Комиссар настоял, чтобы мы сделали заявление, – произнес Эрик. – Подстроились под ситуацию. Стали доступнее.

– Что вы собираетесь сказать им?

– Что экспедиция наполовину сорвана. Что же еще?

– Надеюсь, вы не собираетесь брякнуть вот так?

– Нет. Конечно, нет. – У него был озадаченный вид. Как иначе можно об этом сообщить?

– Привяжите-ка это к средствам, недостаточным для того чтобы справиться со столь значительной аварией.

– Конечно.

– Это правда, – заявила Хатч. – Мы получили все возможное от того, что у нас было.

– Думаете, они поведутся на это?

– Это правда, Эрик.

– Что не всегда гарантирует положительный результат. – Он пригубил спиртное и поморщился. – Так или иначе, если мы выберем этот путь, это может задеть комитет сената или даже сам Совет. Видите, в чем проблема. Со стороны кажется, будто мы хотим кого-то обвинить.

– А вы предпочитаете обвинить...

– ...какого-нибудь техника. Кого-нибудь, кто всегда сможет найти новую работу в другом месте. – Эрик бледно улыбнулся. – Не вас, Хатч. Я никогда и в мыслях не позволил бы себе этого.

– Хорошо. – Она размышляла об этом весь день: вдруг Асквит, которому в итоге придется указать на кого-то, сочтет целесообразным сделать мишенью ее? Признавшись прессе, что ему следовало бы самому приглядывать за всем. Хатчинс пыталась исправить положение, но мне надо было оставаться во главе. Хотя это, в сущности, не ее вина, просто невезение. Хатч спрашивала себя, что делала в таких случаях Сильвия.

– Просто скажите правду, – проговорила она. – Она в конце концов все равно выплывет. – Искренней уверенности в этом у нее не было, поскольку она знала, что пресловутая правда будет зависеть от того, как пресса воспримет слова Эрика, и от того, что репортеры захотят подчеркнуть. В целом пресса была склонна к преследованию занимающих высокие должности. А значит, скорее всего набросится на комитет сената и на комиссара.

Хатч становилась циничной. Несколько лет назад она и не мечтала бы о своей нынешней должности. Но вот она здесь, руководитель миссиями: весьма успешная карьера по любым разумным меркам. А она недоумевала, зачем ей это надо.

Должность оказалась не такой, как ожидала Хатч. Думалось, ее ждет рабочий процесс с небольшой примесью политики. На деле же все ее основные обязанности были связаны с политикой. С остальным мог справиться любой, кто умел считать. Она открыла в себе талант политика и не возражала против того, чтобы потрафлять публике – при условии, что ей не нужно идти на компромисс с собой. Асквит не вполне одобрял это. Он считал Хатч тронутой. Но она хорошо справлялась с работой и считала, что он не захочет дать ей уйти. Хотя не настолько, насколько ему не захочется попасть под удар кого-нибудь из Капитолия.