Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

место, где были водопады, прыжок змеи и дальний, алый свет. Видимости нет три секунды.

Когда глаза вернули свою силу, Арлстау метнул взгляд на поле боя – там рядами лежат мёртвые змеи, ни одной из них не была дарована жизнь.

Ни одного из людей вспышка не задела – это дало надежду на то, что пятый фрагмент закончится миром…

Оглянулся по сторонам – не увидел свою спутницу. Поднял голову и заметил её – она мчится вверх к летающей тарелке. Зачем-то ей она нужна.

Арлстау за ней. В мыслях ураган: «Что же ты творишь, Анастасия?». Не прошло и минуты, как она здесь появилась, уже решила вмешаться в ход истории.

Его спутница уже внутри, а он лишь подлетел. Успел лишь осмотреть «тарелку», а Анастасия уже вылетает из неё, хватает Арлстау за рукав и тащит за собой вниз. В этот момент он больше всего жалел, что говорить ему здесь не позволено. Ничего не понимал, но узнать желал, что его любовь совершила на этот раз.

Пока рано…

Художник боялся, что многое пропустил, когда направлялись к героям этого мира – так и есть, своим отсутствием позволили Данучи совершить ещё одну ошибку неисправным даром.

Вдвоём предстали перед ним, а он стоял на коленях и о чём-то так горько рыдал, затем взглянул в глаза и взглядом обвинил. Два меча, а не две кисти продолжают его руки – такова его вторая ошибка за сегодня.

Но рыдал не об этом – сразу хочется сказать. Хоть рукам было больно, хоть душе было невыносимо!

Полководец с дочерью желали узнать у Данучи, с кем тот говорит, видя в этом причину безумия. Их трясло от того, что он с собой сотворил, они уже не верили в его дар – ошибочно сочли, что Боги от Данучи отвернулись…

Девушка в сиреневом платье пыталась доказать, что он не прав, но он не слушал. Эмоциями подтверждала, что ему жена, что к нему относилась особенно. «Но для чего ему была женой, раз в итоге покинула?!». Кричала о том, что у рук нет души, нет души и у тела. «Что ты знаешь о душах?», – думал он ей в ответ.

–Ну предложи! – кричал попозже. – Хоть что-то предложи!

–Тебе так важно их мнение о тебе?

–Нет, – солгал он.

–Хочешь, все увидят второго художника?

Девушку в сиреневом могут видеть лишь художники, потому Арлстау был заранее шокирован тем, что сейчас произойдёт, а его спутница ещё ничего не знала – она, лишь наслаждалась здешними видами, что отличались от того, к чему привыкли её глаза.

Данучи взглянул на Арлстау, затем на его руки, затем сказал:

–Хочу! Но…

Одна фраза, а переживаний на года.

Не успел к «но» добавить ни слова. Девушка исчезла, и взгляд полководца и его дочери уже вовсю буравил Арлстау, забыв о Данучи, будто его здесь и нет, словно надежда на него потеряна.

В их мыслях говорилось, что второй художник пришёл на смену первого! Не за что судить банальность. Они оба не знают, куда катится мир…

–Кто ты такой? – с восторгом спросил полководец.

Спутницу Арлстау никто не заметил, да и слова сказать не могла – с грустью смирилась с участью наблюдателя.

Все глаза смотрели на него, все сравнили двух художников, и все поверили, что Арлстау – их спаситель, а Данучи ничего уже не сможет рисовать!

Наивные часто проигрывают. Один в поле воин, если он годами мечтал об этой битве! И никакое войско не способно его остановить…

Дочь полководца глядела, как на Бога, а полководец, как на Божество, но Арлстау ответил:

–Я на стороне авров!

Сразил каждого этой фразой. У каждого мир подкосился под ногами – особенно, у полководца. Даже Данучи не ожидал!

Люди ахнули, люди схватились за головы, но на Данучи нет смысла теперь смотреть и ждать помощи. Он то не слепой – видел, как вы быстро отвернулись, увидев того, кто свежее!

–Они тебя не видят, – шепнул Арлстау своей спутнице, но шёпот был услышан. – Они видят лишь меня.

–И с кем ты говоришь? Здесь есть кто-то ещё? – спросила его дочь полководца, ничуть не испугавшись того, что он с другого мира. – Кто ты такой? Сколько вас таких художников?

Лишь взглянув второй раз, можно понять, что каждый жест не просто так – это касается любого искусства. «Жаль, что жизнь нельзя прожить второй раз!», – думал Арлстау, глядя сквозь неё.

–Рядом с ним твой двойник, – ответил ей Данучи за него и поставил тем вердикт. – Им обоим нравится жить не своей жизнью…

После этих слов мир дочки полководца в который раз перевернулся за этот длинный день. Поняла, что между художником и ею в следующей жизни будет любовь. Сделала шаг в сторону Данучи, и это говорило обо всём.

Данучи встал на ноги и подошёл поближе к тому, что так похож и этим раздражает. Свысока взглянул на Арлстау, оценил его с ног до головы, и, то ли посоветовал, то ли одурачил, но сказал ему:

–Я веду свою кисть высшей силою, всех Богов для неё призываю! Ты же рисуешь лишь собственными красками, тратишь всю энергию, транжиришь себя ради всех! Тебе не хватит сил на всю дорогу. Так хочешь идти пол пути?

–У меня две дороги, – ответил Арлстау, – и я обе завершу…

Ответ не по нраву, но бурю эмоций не создал.

–Не рисуй здесь ничего, в этом мире есть свой художник! Два это много для этого мира…

–Нет, – нагло прервал его Арлстау. – Здесь всё создано для того, чтобы жили вы в мире. Просто, не замечаете этого.

Полководец с гневом смотрел на уже нежеланного гостя, бросая ему вызов. Его дочь же глядела иначе на Арлстау. Её взгляд говорил: «Вот, таким я, художник, тебя представляла! Жаль, что в нашем мире художник другой!». Хорошо там, где нас нет – куда бы не летел, от себя не сбежишь.

–Ты поможешь нам? – с надеждой спросила она Арлстау, и тот растерялся от её взгляда.

Переглянулся со своей спутницей – та ревновала.

Для Данучи её мольба о помощи стала последней каплей: «Я лишь проникся к этой девчонке, а ты хочешь забрать её! Зря ты так думаешь!», но намерения Арлстау были далеки от ревностных доводов Данучи.

–Ты не должен вмешиваться, – закричал он на двойника, а затем толкнул плечом дочь полководца и зарычал. – Это не их битва, а наша!

–Символы на лице Алуара это твой путь. Он твой отец, он зачал тебя, он