Ева и Мясоедов - Алексей Николаевич Варламов

меж тем шел по стопам, предсказанным ему все тем же Львом Николаевичем. В конце 1911 года из-за своего непомерного честолюбия он поссорился с Распутиным, в 1912-м власти наконец-то взялись за него всерьез и назначили его во Флорищеву пустынь – монастырь, известный своим очень строгим уставом, где он сразу же заявил о своем желании снять с себя сан и отказаться от монашеских обетов.

В марте 1912 года с Илиодором встретился писатель Степан Семенович Кондурушкин, сообщивший Максиму Горькому, еще одному важному действующему лицу во всей этой истории: «Недавно я, списавшись с Илиодором, ездил по его приглашению во Флорищеву пустынь. Пробыл там у него три дня. Хотелось мне хорошенько с ним ознакомиться. Показался он мне человеком искренним и страстным в своей искренности. Многое сумбурное и дурное, что он делал, стало мне психологически, я бы даже сказал общественно, более понятным, ибо Илиодор символичен для настоящей русской жизни в известном, конечно, отношении <…> он теперь в состоянии некоторого душевного перелома».

В конце ноября 1912 года перелом совершился окончательно, и в Синоде было получено написанное кровью послание: «Я же отрекаюсь от вашего Бога. Отрекаюсь от вашей веры. Отрекаюсь от вашей Церкви. Отрекаюсь от вас как от архиереев…»

В Дивеевском монастыре существует предание о блаженной Паше Саровской: «Как-то приехал к ней иеромонах Илиодор (Сергей Труфанов) из Царицына. Он пришел с крестным ходом, было много народа. Прасковья Ивановна его приняла, посадила, потом сняла с него клобук, крест, сняла с него все ордена и отличия – все это положила в свой сундучок и заперла, а ключ повесила к поясу. Потом велела принести ящик, туда положила лук, полила и сказала: “Лук, расти высокий…” – а сама легла спать. Он сидел, как развенчанный. Ему надо всенощную начинать, а он встать не может. Хорошо еще, что она ключи к поясу привязала, а спала на другом боку, так что ключи отвязали, достали все и ему отдали. Прошло несколько лет – и он снял с себя священнический сан и отказался от иноческих обетов».

В декабре 1912-го расстрига Сергей Труфанов вернулся в родную деревню, где женился и… повесил на стену портрет Льва Толстого, публично покаявшись: «Прости меня, священный прах великого, равного Христу, Старца, великолепного и блистательного Льва, без меры я издевался над тобой… тайный разум мой соглашался с тобой почти во всем твоем вероучении, но явно разум, наполненный учителями смесью из истины и лжи, восставал на тебя и вынуждал меня бить тебя».

Едва ли можно представить более горькую историческую насмешку, чем это «шутовское покаяние».

Однако на этом приключения монаха-расстриги не закончились. В 1914 году причастный к покушению на Распутина Илиодор бежал в Норвегию, где вернулся на литературную стезю и принялся писать свой знаменитый антираспутинский, а главным образом антимонархический памфлет под названием «Святой черт», в чем ему очень помогал устроивший его побег Алексей Максимович Горький, еще ранее давший отмашку Кондурушкину: «Дорогой Семен Степанович!

Мне кажется, – более того – я уверен, что книга Илиодора о Распутине была бы весьма своевременна, необходима, что она может принести многим людям несомненную пользу.

И я очень настаивал бы, – будучи на вашем месте, – чтоб Илиодор написал эту книгу. Устроить ее за границей я берусь.

Действуйте-ко! Право же, это очень хорошо!»

«Думаю, что в близком будущем к вам быть может явиться некий россиянин, довольно интересный парень, обладающий еще более интересными документами, – писал тот же Горький Амфитеатрову 29 июля 1914 года. – Было бы весьма чудесно, если бы вы помогли ему разобраться в хаосе его души и во всем, что он знает».

И несколькими абзацами ниже: «Любопытное совпадение: в 5-м году – поп предшествовал революции, ныне иеромонах. Будем надеяться, что в следующий раз эту роль станет играть архиерей».

Таким образом, парадоксально сбылись и предсказанное Толстым своему Илиодору отречение от Господа, и связь с революционерами, и заграница, и даже обращение к Государю, точнее к Государыне, которой Труфанов предлагал купить во избежание скандала свою пасквильную книгу, на что императрица ответила отказом. В 1917 году Труфанов вернулся в Россию, и после октябрьского переворота заявил о своей поддержке новой власти. «К октябрьской революции отношусь сочувственно, ибо после февральской революции остались помещики, купцы и фабриканты, которые пили народную кровь». После этого Труфанов попытался создать на царицынских землях коммуну «Вечного мира», объявлял себя «русским папой» и «патриархом», сотрудничал с ВЧК и в апреле 1921 года писал новому российскому «правителю»: «Глубокоуважаемый товарищ – брат Владимир Ильич!

С тех пор как я вышел из рядов попов-мракобесов, я в течение 9 лет мечтал о церковной революции. В нынешнем году (на Пасху) церковная революция началась в Царицыне. Народ, осуществляя свои державные права, избрал и поставил меня патриархом “Живой Христовой Церкви”. Но дело пошло не так, как я предполагал, ибо оно начато не так, как должно. Революция началась без санкции центральной Советской власти. Чтобы поправить дело и двинуть его по более правильному пути, я обращаюсь к Вам и кратко поясняю следующее: церковная революция имеет целью разрушить поповское царство, отнять у народных масс искаженное христианство и утвердить их религиозное сознание на основах истинного христианства или религии человечности. А все эти достижения церковной революции должны привести к одному: к примирению масс с коммунистическим устройством жизни.

Вести русскую массу к политической коммуне нужно через религиозную общину. Другим путем идти будет слишком болезненно.

Как Вы, Владимир Ильич, смотрите на это? Признаёте ли Вы какое-либо значение за церковной революцией в деле достижения русским народом идеалов социалистической революции? Если Вы интересуетесь затронутым вопросом, то не нужно ли будет приехать мне к Вам в Москву и лично побеседовать с Вами об этом, по моему мнению, весьма важном деле?

Прошу Вас ответить мне и написать мне краткое письмо о своем желании видеть меня и говорить со мной о церковной русской революции.

Остаюсь преданный Вам ваш брат-товарищ-гражданин Сергей Михайлович Труфанов (патриарх Илиодор)».

Религиозная община, искаженное христианство, разрушить поповское царство – все это выглядит зловещей пародией на толстовство, которым Илиодор-Труфанов увлекся, и в искаженном, дьявольском этом пересечении есть своя закономерность. Обезьянство и зловещая пародийность стали главными чертами утвердившегося в стране большевизма. Пародия на церковные службы, пародия на святых и их мощи. Пародия на Царство Божие на земле…

Однако есть вещи, которые подделать нельзя. Как бы ни были парадоксальным образом схожи жизненные пути двух жов – честолюбивого монаха-расстриги и усумнившегося несчастного толстовского инока, все ставит по местам смерть. Герой Льва Толстого, по замыслу автора, должен был взять на себя вину другого человека и принять казнь вместе с двумя