Последний оракул - Джеймс Роллинс

На сей раз он не промахнется.

Пригибаясь, он пошел через дорогу, пытаясь как можно дольше оставаться в тени. Добравшись до угла, спрятался за перевернутой бочкой и, приготовив винтовку, осторожно выглянул.

Теперь он мог видеть все пространство по другую сторону грузовика.

Пальцы Борсакова впились в оружие. Его охватили злость и растерянность.

Там никого не было.

Американец и мальчишка исчезли.

Петр забрался в грузовик и свернулся калачиком на полу. За минуту до этого Монк подсадил его и помог влезть в полуоткрытое окно, а сам исчез между двумя домиками, стоявшими позади грузовика. Перед тем как уйти, он знаками велел Петру не произносить ни звука и спрятаться как можно ниже под передним сиденьем. Теперь Петр делил свое убежище с сухими листьями и жуками. Он обхватил колени руками.

В каких-то потаенных уголках его памяти, куда ему самому было страшно заглядывать, жили воспоминания о том, как он прятался вот так же: содрогаясь от страха, боясь дышать, преследуемый. Это было в другой жизни, не в его. Только тогда вокруг него было не железо, а камень.

Мечась между «тогда» и «сейчас», он ощущал булавочные уколы света снаружи. Звезды в ночном небе. Если на них посмотреть подольше, они становились ярче и словно падали на него. Но ночное небо всегда пугало его, поэтому он ушел «оттуда» и вернулся «сюда».

Как только Петр сделал это, он сразу испытал острое чувство голода. Но как и предыдущие воспоминания, этот голод принадлежал не ему. Совсем рядом билось большое сердце, заглушая биение его маленького сердечка. Он ощущал в воздухе странные запахи: мокрой травы, горячей крови, слышал хруст гравия под ногами. Он почувствовал на лице глубокий выдох — гораздо более сильный, нежели могла произвести его детская грудь. Это были запахи охоты.

А потом пришел мускусный запах.

Совсем другой.

Среди них появился новый охотник. Но это ощущение несло с собой больше чем едкий запах. Вместе с ним пришло воспоминание об острой боли. Она пронзила позвоночник, ярость выжгла ощущение голода. Когда Петр съежился еще сильнее, большое сердце устремилось вперед, по направлению к нему.

Монк бежал позади стоящих вдоль дороги построек. Его спина и грудь горели от заноз, которые он нахватал, протискиваясь в узкий проем между двумя дощатыми хибарами. Он спрятал Петра в грузовике, обезопасив его таким образом хотя бы от тигра, но не от снайпера. Его главной задачей на данный момент было увести солдата подальше от детей, заставить его преследовать себя в лабиринте домиков, стоящих ниже по дороге.

Перехитрить стрелка означало победить его, а наградой за это станет выживание.

Монк бежал, низко пригнувшись, избегая наступать на сухие опавшие листья и гравий. Он двигался бесшумно до того момента, пока не достиг последней из построек. Обогнув ее, он оказался на главной дороге. Достаточно ли он удалился от того места, где скрывались дети?

Задержав дыхание, он выглянул из-за угла и, окинув дорогу взглядом, увидел кирпичное здание, ржавый грузовик и заросли травы. Нигде никакого движения. Лишь ветерок с вершины горы шевелил верхушки зеленых зарослей.

Снайпера видно не было.

Однако он был там и, возможно, как раз сейчас подбирался к детям. Монк не мог допустить, чтобы русский взял в заложники хотя бы одного из ребят. Он присел и напружинил ноги. Необходимо было перепрыгнуть через дорогу и кинуться в сторону нижней части заброшенного города. Хруст гравия будет достаточно громким, чтобы привлечь внимание русского.

Однако, чтобы его план удался, он должен действовать достаточно убедительно.

Набрав в легкие воздуха, Монк выскочил из-за своего укрытия и побежал по гравию.

— Бегите! — крикнул он и махнул рукой воображаемым детям.— Бегите, не останавливаясь!

Пусть стрелок думает, что все дети — вместе с...

Бах!

Пуля попала Монку в бедро. Левая нога тут же отказалась служить хозяину.

Он тяжело упал, вытянув руки, чтобы смягчить падение. Гравий содрал кожу с его ладони и культи. Монк позволил инерции протащить себя чуть дальше под дороге. Второй выстрел. Пуля просвистела над его головой и ушла в траву.

Монк распластался на земле, но сквозь заросли травы увидел, как солдат поднялся из своего укрытия. Он прятался примерно на середине расстояния, отделявшего Монка от кирпичного дома, и теперь, прижимая винтовку к плечу, бочком двинулся прямо на него.

Солдат допускал возможность того, что противник зайдет ему с тыла, поэтому затаился в засаде и ждал его появления.

Однако снайпер был тут не единственным охотником.

В пятидесяти ярдах выше по улице трава раздвинулась, и выпрыгнувший из нее полосатый силуэт понесся на Борсакова подобно торпеде, летящей сквозь воду.

Лицо Борсакова оставалось бесстрастным, но его душа пела от темного удовлетворения. Он подстрелил американца, и теперь тот лежит обездвиженный и беспомощный. Здесь ему и придет конец. Он заставит американца заплатить за гибель его товарищей на лодке, заставит его помучиться, сначала прострелив ему колено, а потом, возможно, еще и плечо.

Борсаков сделал еще один шаг. Позади него послышался хруст гравия, шорох травы, словно потревоженной ветром.

Но это был не ветер.

Борсаков знал.

Он резко развернулся и начал стрелять даже раньше, чем успел занять устойчивое положение. Звериный рев ярости разорвал воздух. Захар, вырвавшийся из травы, продолжал лететь на свою жертву: широкими прыжками, впиваясь в землю черными когтями, оскалив желтые клыки.

Борсаков стрелял и стрелял. Из полосатой шкуры фонтанами брызгала кровь, но человек знал: ему не остановить это чудовище.

Это была сама ярость и боль, месть и голод, зло и решимость.

Перед лицом подобного ужаса из глотки Борсакова вырвался вопль — неистовый, исходящий из самого нутра, первобытный крик ужаса.

А затем тигр прыгнул и пригвоздил его к земле.

Монк приподнялся повыше и наблюдал за тем, как зверь терзает тело солдата. Это зрелище напомнило ему сцену, свидетелем которой он стал вчера: медведь, разрывающий на части здоровенных волков. До Монка донесся хруст костей, и крик человека тут же оборвался. Тигр трепал труп снайпера, словно тряпичную куклу. Он перекусил ему шею, и из нее фонтаном била кровь.

«Хватит с меня»,— подумал Монк и, поднявшись из травы, заковылял прямиком по направлению к хищнику. Его левая нога горела огнем.

Винтовка солдата отлетела в сторону, когда на него обрушились четыреста килограммов звериных мускулов и клыков. Она упала на полпути между тигром и Монком. Без нее им не спастись от этого монстра.

Послышался злобный рык. Глаза Захара были устремлены на Монка, и в их черной глубине тот прочитал: зверь узнал его, убийцу своего брата.