Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах - Дмитрий Бавильский

За Фердинандой стояли автомобили и клали газон. Небольшой парк, дальше обрыв, косогор, вековые деревья. У Фердинанды удивительная судьба. Для охотничьих игр Медичи устроили вокруг нее заповедник, в 1782-м ее продали. Перепродавали и перестраивали много раз, а в 1944 году в «сто каминов» попала бомба или же это был артиллерийский обстрел, реставрация длилась всего год, значит, деньги у хозяев водились немалые, хоть роман пиши.

Последние владельцы продали «Виллу Артимино» в 1979 году, и тогда тут решили устроить археологический музей, но, видимо, не сподобились. Теперь вот все эти камины докатились до бонуса при отеле на территории этрусского поселка. Главное, что каминная снова жива и неплохо для своих лет выглядит.

Одним из важнейших открытий этого тура оказывается проявление закономерности между временем, потраченным на тот или иной город, и «эхом», которое он дает.

Внутри городов «выходного дня» существует лишь один иероглиф однодневного маршрута, но стоит задержаться здесь чуть дольше, и территория начинает раскрываться с новых ракурсов и сторон. Блистать оттенками и полутонами. С наскоку можно обнаружить и переварить лишь самые лакомые и заметные куски, сермяга фундаментальности начинает подтягиваться чуть позже. Причем относится эта пропорция не только к «общепризнанным туристическим центрам», но к населенному пункту любой степени проработанности историей и культурой.

Как раз вполне вероятно, что главные паломнические пунктумы, подобно мази Вишневского, оттягивают все стороннее внимание на себя, оберегая аборигенов от нашествия неспокойных. Тогда как вся эзотерика скапливается в углах застоя, далеких от чужого внимания. Кроме того, более тонкие материи требуют и более изощренного зрения, и гораздо более тонкого инструментария.

Тут, впрочем, можно долго еще вышивать крестиком, поэтому итожу.

Места, куда меня заносило на один день, все эти так и не раскрывшиеся до конца бутоны требуют дополнительных поездок и неоднократных возвращений.

Если Болонья – мой первый действительно итальянский город, место, похожее на «урбанистическое всюду», то где же тогда я был раньше?

В нигде, в бореньях с самим собой, постоянно, как по серпантину, поднимаясь или опускаясь на лестничные площадки собственной вненаходимости, пользуясь вовсю топографией «страны городов» для внутреннего стенографирования.

С этой мысли когда-то я и начинал нынешний травелог – я ж не по Италии путешествую, но по заповедному лесу, в поисках особенно ценных трюфелей. Питаюсь ими. Или же по заказнику, где по углам рассыпаны важные месторождения. То, что в заповеднике говорят по-итальянски, ходит евро и ругают Берлускони, кажется мне случайностью.

В этом путешествии почти нет Италии, есть земля отдельных городов, если извне судить, выбранных почти произвольно, связанных в систему лишь в моей голове; есть страницы книги (учебника? монографии? хрестоматии? антологии?); есть планеты, точки в пространстве, куда надо попасть, чтобы там найти всяческие разноцветные окна, хотя бы на время позволяющие оторваться от реальности. От ее линейной, жесткой и неумолимой логики.

Кстати, для этого не обязательно нужны музеи или правильные церкви. В больших супермаркетах, выбирая продукты, тоже попадаешь на территорию, будто бы специально выгороженную в действительности, – она интернациональна и максимально удалена от реалий моей московской жизни, где я покупаю совсем другие продукты (стараюсь не пользоваться полуфабрикатами), иного качества.

А Болонья (видимо, как Милан или Турин) – это и есть Италия per se: громкая, шумная, активная. Буржуазно-пролетарская или пролетарско-буржуазная. Когда количество студентов явно превышает количество туристов. Изменение агрегатного состояния нынешнего Гранд-тура начинается с общественного транспорта, так как центр Болоньи дорог для въезда. Приходится ездить на троллейбусе № 13, в самой что ни на есть гуще людской, и я вижу, «как нерадостны лица простых болонцев», как они устали и надсажены.