Парижские письма виконта де Лоне - Дельфина де Жирарден

28 декабря 1839 г.

Модный мужчина. — Модная женщина. — Модное животное

В городе уже царит большая суета, но еще не наступила пора больших развлечений. Бунт, назначенный на эту неделю, не состоялся; по слухам, его отложили до 6 января, до дня Богоявления, что обличает величайшую предупредительность: когда же еще и бунтовать против царствующего короля, как не в день, когда выбирают короля бобового[430]?

Балы и рауты уже начались, однако еще не все элегантные парижанки съехались в Париж. Начало сезона для знаменитых красавиц отложено в наших салонах до первых дней января. Светила должны повиноваться законам природы: человеческие светильники, вульгарные лампы, могут гореть хоть 24 часа в сутки, но звезда Венеры загорается лишь ради того, чтобы возвестить начало нового дня.

Итак, в настоящее время на наших раутах царствуют иностранки. Скипетр моды оспаривают русские и испанские красавицы, однако им уже давно завладела одна юная англичанка, и нет никаких оснований полагать, что в этом году она его утратит. Мода — богиня, которая не раз становилась жертвой клеветы и которой пора наконец отдать справедливость. В своих привязанностях мода вовсе не так непостоянна, как это зачастую утверждают; она старается изменяться как можно реже и благоволит к одним и тем же фаворитам. Мы знаем старцев, молодость которых пришлась на эпоху Директории и которые еще и сегодня остаются модными юношами. Кто однажды стал модным, пребудет таковым до самой смерти. Быть модным можно столько, сколько хочешь, но нужно этого хотеть, нужно этим заниматься, иначе говоря, нужно беспрестанно обновляться. Трудитесь без устали, проводите кропотливые изыскания и не отвлекайтесь ни на мгновение: чтобы оставаться модным всегда, чтобы, невзирая на неумолимый бег времени и непредсказуемые капризы революций, чтобы вечно быть юными и прекрасными, пленительными и опасными, надобно идти на большие жертвы. Ремесло мотылька — нелегкое ремесло, ставящее перед модником множество трудноразрешимых задач: как всегда быть легким и никогда не становиться легкомысленным — как не интересоваться ничем и знать все — как думать о своем туалете с утра до вечера и делать вид, что не заботишься о нем вовсе, — как являться в одно и то же время в четырех разных салонах — как приезжать в Оперу точно в то мгновение, когда на сцену вылетает новая танцовщица или начинает арию новейший виртуоз, — как всегда знать имя той женщины, на которую смотрит весь зал, — как входить в бальную залу с видом человека, которого здесь ждут, — как заигрывать с высшими, благоволить к низшим, улыбаться равным — как мало смотреть, но хорошо видеть — как все узнавать, ни о чем не расспрашивая, — как не разделять полностью ни одну идею, однако судить свысока обо всех идеях без исключения — как находить применение всем своим недостаткам, выдавая нужду за добродетель, — как доводить чревоугодие до педантства, а эгоизм — до величавости — как верить в себя, поклоняться себе, проповедовать культ себя — как не иметь ни единой собственной мании, но быть всегда готовым усвоить любую манию, вошедшую в моду, — как уметь быстро отказаться от того, что тебе больше всего нравится, — как избегать привязанностей, ибо привязаться к кому-то или чему-то, к мысли или намерению — это значит застояться, состариться, назначить срок, сказать свое последнее слово. — Чтобы оставаться модным, нужно отрекаться от прошлого — отрекаться решительно, и от целого, и от деталей. В глазах мотылька из хорошего общества вчерашний день всегда неправ; непогрешим только день сегодняшний, только он достоин внимания. Если сегодня для того, чтобы нравиться, надобно выказывать острый ум, модник будет блистать остроумием; если, напротив, надобно быть смешным глупцом, он без труда выкажет глупость и навлечет на себя насмешки. Модник, точно флюгер, покоряется любым ветрам; флюгер он умный и потому покоряется по доброй воле. Именно поэтому избранник моды не имеет возраста; ведь нас старят воспоминания, а модник не позволяет себе иметь воспоминаний, — не по легкомыслию и не из неблагодарности, но из чувства самосохранения. Чтобы жить, моднику нужно двигаться, двигаться без остановки: остановка для него равносильна гибели; модник — это вечный жид элегантного мира. Подобно вечному жиду, он бессмертен; подобно ему, он получил право жить бесконечно, но при этом обречен ни на мгновение не знать покоя.

Женщинам оставаться модными легче, чем мужчинам: смазливого личика и романического положения нередко бывает довольно для того, чтобы женщина сделалась модной и оставалась таковой долгие годы. Живость и томность равно подходят для этой роли, которая не подчиняется строгим правилам. Требование одно-единственное: не скрывать ничего, кроме своего ума; ведь тайное превосходство — могущественнейшее средство воздействия; впрочем, есть способ сделаться модной женщиной гораздо быстрее и оставаться ею очень долго; способ этот совершенно безотказный: нужно вести себя добродетельно, но при этом пользоваться дурной славой.

Теперь нам предстоит сделать признание, которое наверняка навлечет на нас обвинения в бесцеремонности. Ну что же, наберемся храбрости и приступим к делу без обиняков. Мы хотим сказать, что, если мода долго хранит благосклонность к людям, она ведет себя куда более ветрено по отношению к животным. Некогда украшением будуаров служила гибкая шелковистая кошка; но кошки слишком любят охотиться на мышей и гулять по крышам; они кровожадны и неблагопристойны, коварны и легкомысленны: кошек нам больше не надобно.

Было время, когда наши элегантные гостиные оживляла сумасбродная левретка: однако левретки постоянно зябнут, их нужно одевать, кутать; это собачки для женщин чувствительных. У наших элегантных дам не хватает времени даже на своих собственных любимиц. За левреткой нужно ухаживать, как за малым ребенком, левретки ревнивы и страстны, они ласкаются, требуют, чтобы их любили и понимали; левреток нам больше не надобно.

Затем настало время, когда в моду вошли обезьяны: они походили на людей, и гримасы их вызывали смех; но с тех пор все переменилось: теперь люди уподобились обезьянам, и контраст тех и других совершенно утратил пикантность: обезьян нам больше не надобно.

Жан-Анри Марле. Поездка в Версаль.

При правлении деспотическом большой успех имели также попугаи. Их учили всяким бунтарским фразам, которые люди не осмеливались произнести сами. Эти газеты в перьях были нарасхват. Сегодня же, когда людям подавай все что угодно, за исключением настоящей правды, сегодня, когда в стране господствуют краснобаи, попугаи находятся под подозрением, в них видят конкурентов: попугаев нам больше не надобно.

Какие же домашние животные нынче в моде? Дошло ли уже дело до воспитания в салонах юных тигров, косолапых медвежат, бойких львенков и миленьких пантер? — Нет; животное, которое пользуется нынче всеобщей любовью, производит очень мало шума и отличается весьма мирным нравом; это просто-напросто черепаха — совсем крохотная черепаха, привезенная или присланная из Африки; это животное не произносит ни звука, но само его присутствие в высшей степени красноречиво; оно означает: «У меня есть друг, брат, дядя в Алжире; он присылает мне кашемировые шали, арабские бурнусы, жасминовые благовония и кошельки из золотой парчи — все эти штуки, вместе с которыми обычно прибывает и черепаха». Зверь этот имеет великое преимущество перед всеми прежними фаворитами. О нем совершенно не нужно заботиться. Можете не кормить его хоть целый месяц: он не обратит внимания и вовсе на вас не обидится. Можете выронить его из окна — он будет себя чувствовать так же превосходно, как и прежде. Можете на него наступить, он этого даже не заметит. Черепаха — идеальная компаньонка, которая безропотно сносит все издевательства и умеет жить в одиночестве, не скучая. Наш эгоистический век может позволить себе лишь чувство такого рода — привязанность к спутнице жизни, ради которой не нужно идти ни на какие траты, избраннице, которая не нуждается в любви[431].