Огненная кровь - Михаил Горожанин

Опушка оказалась совсем рядом.

Милада вздохнула и торопливо направилась прочь из леса.

Пропади он пропадом, этот Схожий Мир! Больше она в него ни ногой!

Большой кабинет тонул в полутьме. Высокие несгораемые шкафы высились вдоль стен, молчаливо скрывая чьи-то надежды и, возможно, чьи-то судьбы в многочисленных папках. Стол для совещаний упирался в массивный письменный стол, на котором горела одинокая лампа. Лампа и работавший плоский монитор в два цвета освещали волевое худощавое лицо, высокий лоб и морщинки в уголках прищуренных глаз. На спинку кресла был небрежно наброшен китель с полковничьими звездами.

На столе резко звякнул телефон.

Полковник снял трубку.

– Сергей Иванович, мне задержаться? – раздался мелодичный женский голос.

– Нет, Марина, спасибо. Идите домой, я задержусь.

Услышав еле слышный вздох сожаления, Косинский улыбнулся и положил трубку. Его секретарша не оставляла попыток проявить немного больше заботы, нежели положено по должности. Многие его коллеги женского пола пытались сделать то же. Неженатый, сильный во всем, привлекательный. К нему льнули дамы всех должностей и всех званий. Косинский выдвинул ящик стола и в тысячный раз, наверное, полюбовался на фотографию жены. Его первую и единственную настоящую любовь за все годы не мог заменить никто. Да и шансов он не давал никому.

Убрав фото, полковник некоторое время сидел, собираясь с мыслями. Потом скривился, словно от зубной боли, и набрал номер.

– Алло.

– Приветствую, хаммар.

– У вас усталый голос, Сергей Иванович.

– Я бы хотел поговорить. Лично. У меня появились вопросы. Сомнения.

В трубке воцарилось минутное молчание.

– Хорошо. Приезжайте. Вы слишком важны для нас, чтобы оставлять вас наедине с сомнениями.

Косинский положил телефон, встал и, подойдя к окну, стал смотреть в темноту. В памяти всплыло воспоминание, как они с Наташей любили зажигать свечу, ставить ее на подоконник, и смотреть, обнявшись, на свое отражение в стекле. Он навсегда запомнил ее взгляд, направленный ему в глаза с такого милого и родного лица, окруженного тьмой. И сейчас ему вдруг пригрезился любимый образ, смотревший на него с укоризной. Ведь почти каждый день он отдавал приказ на уничтожение очередного человека. Его душа зачерствела еще в молодости, среди голых, таивших смерть скал чужой страны. Там, где все было просто: кто в «зеленке» – тот свой, а кто в халате и уродской шапке – тот враг. И в этой зачерствевшей душе, все эти годы любившей давно умершую женщину, впервые шевельнулось что-то, отличное от чувства долга и чувства мести.

Впервые за годы служения праведному делу Коссинского кольнуло сомнение в правильности выбранного жизненного пути.

* * *

– Рябинушка, сынок у нас пропал.

Женщина лет пятидесяти слегка поклонилась. Милада не смогла вспомнить, как ее звали, но хорошо помнила ее мужа, Вячеслава, бывшего механизатора, а при нынешней жизни – мастера на все руки, к которому, как она знала, со всей деревни таскали на починку все подряд. От сломавшейся косы до неработающего телевизора. Этот гений-самоучка с равным успехом возвращал из небытия и ржавое железо, и отказавшие микросхемы.

Женщина стояла перед домом, робко поглядывая на маленькую ведунью, сидевшую на крыльце, и изредка бросая взгляд на Миладу с Оксаной, скромно притулившихся к перилам. На их присутствии настояла Рябинушка, тем самым всячески подчеркивая свое доверительное отношение и поднимая, таким образом, их статус в глазах деревенских. Хотя статус Милады после спасения из горящего дома двух детей и так был высок дальше некуда. Правда, смешивался с известной толикой страха. Всякое общение с ней деревенские вели с большим уважением в голосе, но с опаской во взгляде.

Было раннее утро. Девушки недавно встали, но уже успели прополоть морковные грядки и наносить воды в дом. В свободное от занятий дневное время Рябинушка требовала от них работать по хозяйству, что нравилось Оксанке, вечно возившейся дома с цветочными горшками, и бесило Миладу, которая этих сельхоз-упражнений терпеть не могла. Но, поскольку ее зад уже пару раз отведал гибкой хворостины наставницы, она помалкивала, помня о своем обещании подчиняться.

Из дальнейшего рассказа Милада узнала, что младший сын этой пары, Сашок, вопреки родительской воле подался в Москву на заработки и связался там с какой-то темной компанией, контролирующей захудалый райончик. Проще говоря, стал бандитом. Мелкой сошкой преступного мира. История как история. Сотни таких сюжетов появляются каждый день по всей стране. Ей только было не совсем понятно, почему Рябинушка слушает ее с таким интересом. Любопытное началось дальше, когда мать непутевого сынка начала рассказывать, как недавно у нее «захолонуло сердце». Да так, что она даже слегла на сутки. И с того дня от сына – который, по старой родительской науке, звонил им почти каждый день с неизменным «все в порядке» – ни слуху ни духу. Ко всему прочему, на заборе с той ночи уселась каркающая ворона, которую никак не удается прогнать. Несмотря на все усилия, проклятая птица прилетает каждое утро и каркает, пока на крыльце не показывается Вячеслав с ружьем. Спустя три дня встревоженные вконец родители решили обратиться к ведунье. Вячеслав уехал в Москву, разузнать про сына, а Алевтина – вспомнила ее имя Милада – пришла к Рябинушке.

– Успокойся, Аля, – ласково сказала ведунья. – Если бы он умер, ты бы почувствовала это по-другому. А найти мы его найдем. Ты принесла то, что я велела?

Женщина закивала и полезла в ворот платья. Достала три небольших медальончика, висевших на шейной цепочке, раскрыла один из них, самый маленький, и достала плотно связанный светлый пучок. Волосы, поняла Милада. У Алевтины трое детей, соответственно три медальона. Милада вспомнила, что видела похожие медальончики почти у всех взрослых жителей деревни. Они что, с ума посходили, вдруг подумала она с высоты уже полученных знаний. Это же материал для прямого магического воздействия! Она и сама уже, имея чьи-то волосы и используя тот небольшой доступный ей багаж наговоров, могла приворожить и наслать порчу. Но почти сразу девушка вспомнила, что эти медальончики могли быть и защитными амулетами для детей, устанавливая некую связь с родителями. Связь, через которую те могли делиться с детьми чувствами и жизненными силами.

Рябинушка, не оборачиваясь, протянула пучок волос Оксане. Та торопливо шагнула вперед и взяла его.

– Ступай, Алевтина, – мягко сказала ведунья. – Найдем мы твоего Сашка. Дай мне один день.

Женщина закивала, поблагодарила ее, и пошла, прижимая ладонь ко рту и всхлипывая. Калитка за ней закрылась с тихим металлическим щелчком.

Рябинушка поднялась на ноги.

– Крыльцо не подметено, – строго сказала она. Милада чуть не взбеленилась. Она подметала крыльцо мокрым веником дважды в день уже вторую неделю. Это было наказание за дерзость, после того, как она высказала Рябинушке за то, что та отправила ее в Схожий Мир и за свой страх. Сегодня Милада еще не успела подмести, будучи занятой на огороде. Она уже открыла, было, рот, чтобы возмутиться, но ведунья, не обращая внимания на ее возмущенное сопение, сошла по ступенькам и направилась к землянке, бросив на ходу: – Обе за мной.