Огненная кровь - Михаил Горожанин

Нет, думала зажмурившаяся Милада, мотая головой, не должна была! Нет! Ты сам… Ты нарушил правила, поэтому опередил! Голос Лёшки резал ей уши, давил, бился в голове, как набат. Вызывая у нее чувство вины, желание начать оправдываться, убеждать в том, что она не виновата в его гибели…

Преследуемая возмущенными криками, зажмурившись, ощущая под ногами теплую утрамбованную землю улицы, она прошла почти вслепую еще несколько домов.

– Вон, глядите! – Вдруг раздался возмущенный бас. – Видали, какая молодежь пошла? Мимо идет, и даже с дедом не поздоровается! Совсем совесть потеряли! А ведь я ее во-о-т такой вот нянчил, пока Тамарка в свое училище моталась.

Милада не удержалась, открыла глаза. На лавочке, мимо которой она проходила, сидели несколько местных стариков, опиравшихся на палки. Трое, по местной нелепой моде одетые в неизменные джинсы и рубахи, и ее дедушка Федот Федорович, в неизменных же галифе и любимом сером пиджаке с двумя орденскими планками. Дед курил папиросу и рассматривал ее пристально и с осуждением.

– Я ж тебя с пеленок нянчил, девка неблагодарная. Хоть бы поздоровалась с дедом!

Милада испуганно молчала, невольно остановившись. Воспоминания о дедушке были смутными, ей едва исполнилось лет пять, когда он умер. Видеть сейчас реального человека во всех подробностях было странно. И страшно. Она смотрела во все глаза, стараясь запомнить каждую черточку живого сейчас лица, виденного на выцветших фотографиях. Дед же нахмурился, потом глубоко затянулся, прищурился от густого дыма, не сводя с нее осуждающего взгляда, и сурово пробасил:

– Я тебя спрашиваю! Совсем совесть потеряла? Почему не здороваешься с дедом?

Потому что ты покойник, дедушка! – чуть не выпалила Милада. Но только с трудом отвела глаза и сделала шаг, потом другой, отвернула голову, застав себя смотреть на дорогу.

– Эй, ты куда?! – закричал дед сзади. – Неблагодарная! Я что, за то, чтоб ты вот так молча мимо пройти могла, воевал? Мы крови своей не жалели, у меня осколок под сердцем после Курска! А ты вон как? Ни словечка, словно чужая?! Милада! С тобой говорю!

Идти было тяжело, словно она растягивала приклеившийся к спине резиновый жгут. С каждым шагом этот жгут утончался, пока через десяток шагов не лопнул совсем. Ощущение было настолько сильным, что Милада даже качнулась вперед.

Ей предстояло обойти пруд, перейти на другую сторону деревни, вытянувшейся по обе его стороны. Милада приблизилась к выезду на дорогу. Луг, на котором они в первый приезд увидели множество заброшенных фундаментов, был сейчас покрыт неровными рядами бледно-желтой скошенной травы. Женщины, размеренно ворошившие сено граблями и вилами, помахали ей. Милада кивнула в ответ, не решаясь выпустить из рук сверток. Одна из женщин подошла, мило улыбаясь, остановилась рядом с дорогой в нескольких шагах впереди, поджидая Миладу. Девушка остановилась, как вкопанная.

Тетя Аня…

…Однажды, когда Милада прожила лето в деревне у бабушки Нины, эта от природы очень красивая, но тихая, забитая мужем до рабского состояния женщина часто приходила к ним за разными мелочами и просто посидеть за чашкой чая с кусковым сахаром. Они с бабушкой долго чаевничали, ожидая, пока благоверный тети Ани, Николай, не угомонится после вечерних возлияний. С утра, мучаясь жестоким похмельем, он обычно срывался на жене, и на следующее чаепитие тетя Аня обычно приходила с синяками. Чуть позже, в конце того лета, у нее был весьма предсказуемый в такой жизненной ситуации короткий роман с приезжим дачником, молодым, интересным и энергичным. Роман короткий и трагический. Место влюбленные выбрали очевидное, но неудачное. В поле, в густой траве. У дачника был сказочный по тем временам маленький пузатый импортный магнитофон, с которым он стал звездой вечерних гуляний. Видимо, в тот день магнитофон был призван дополнять музыкой романтическую атмосферу, и Анна с кавалером сделали звук погромче, а сами увлеклись настолько, что не услышали подъехавшей сенокосилки.

Проводить тетю Аню на кладбище упившийся вдрызг Николай так и не вышел, во всеуслышание заявив, что Господь покарал неверную жену, а сам он видеть ее, даже покойную, теперь не желает. Милада, вместе со всеми стоявшая на улице возле их дома, у гроба, покоившегося на двух табуретках, видела, однако, что он украдкой подглядывает из-за кружевной белой занавески в окне. Анна лежала, укрытая саваном, и выглядела такой красивой и умиротворенной, что деревенские женщины, жалеючи ее, голосили вполне искренне, но радовались при этом, что ушла от постылой доли…

…Мир снова утратил краски, Милада стояла, не в силах двинуться с места, во рту у нее пересохло от страха, руки крепко прижимали сверток к груди.

С левой стороны платье тети Ани было разорвано. Обрубок руки дергался, Милада видела искромсанную, мертвенную плоть под грудью, там, куда в тот давнишний роковой день вонзались стальные зубья косилки, когда женщина привстала, услышав шум.

– Здравствуй, Миладочка, – улыбнулась тетя Аня. – Как я рада тебя видеть! Ты так выросла… А я, видишь? – она грустно посмотрела на обрубок руки и на страшную зияющую рану, сквозь которую проглядывали переломанные ребра. – Скажи, очень некрасиво, да?

Она вопросительно подняла брови, глядя на Миладу. Девушка не двигалась с места, не отрывая взгляда от дыры в боку покойницы. Помертвевшая плоть вокруг раны влажно блестела.

Ей было очень страшно. Тетя Аня выглядела страшнее Лёхи и деда, и ужас медленно поднимался в Миладе, готовый затопить все ее существо. Раньше она всегда очень боялась при просмотре ужастиков, где были всякие мертвецы и зомби, хотя и прекрасно осознавала, что это всего лишь картинка на экране. Когда они смотрели подобные фильмы вместе с Сашкой Митрофановым, соседом по этажу, у него в такие минуты всегда просыпался дикий аппетит. И когда на экране вскрывали очередную голову, чтобы высосать мозги, она уходила на кухню, а он обычно радостно орал: «Милка! Принеси чего-нибудь пожрать!»

И сейчас улыбающаяся тетя Аня пугала ее до холодного пота, проступившего на спине. Ноги Милады враз стали ватными, когда искалеченная покойница сделала пару шагов в ее сторону, оказавшись на дороге, и протянула целую руку.

– Ну что же ты молчишь, девочка? Я стала совсем некрасивая, да?

Милада лихорадочно думала. На этот счет Рябинушка не дала никаких указаний. Неси, не разговаривай и не сходи с пути. А тетя Аня стояла как раз почти посередине дороги. Промежуток между ней и травой по обе стороны казался достаточно широким, но Милада очень боялась подойти к мертвой. Девушка обернулась, подумывая об отступлении, и вздрогнула. Сзади к ней медленно приближались дед и Лёшка. Дед шел медленно, держась за сердце. Врачи после ранения советовали ему никогда не напрягаться, но однажды он не удержался и, лежа в очередной раз в больнице, решил открыть банку компота, накрепко затянутую бабушкой… Лёшка шел, дергаясь всем телом, словно его до сих пор било током. Но они оба были еще далеко. Милада обернулась и с ужасом увидела, что тетя Аня подошла совсем близко, протягивая в ее сторону и целую руку, и культю. Из зияющей раны на боку, и из обрубка вдруг толчком выплеснулась черная слизь, заставив Миладу вздрогнуть и сделать несколько шагов назад. Она торопливо перебирала в голове знакомые наговоры и не могла вспомнить ни одного подходящего. Как обычно это с ней бывало, все знания разом вылетели у нее из головы. Тогда Милада подобралась и сделала быстрый шаг в сторону, словно собиралась обойти мертвую слева. Тетя Аня дернулась туда же, шагнула пару раз, качнулась. И в этот момент девушка рванулась в образовавшийся проход. Покойница тут же дернулась обратно, махнула культей, немного не достав до Милады, которая припустила бегом. Но тут же, вспомнив, что трясти сверток нельзя, сбавила шаг. За спиной раздалась разноголосица, обращенная к ней.