Загадка тауматургии - Виктор Борзов

его полчаса назад, — ответил Герман. — Ты только послушай: главарь секты чуть не подорвал себя. Вот же ублюдок.

— Как там с погодой? — поправила она полотенце.

Мужчина бросил взгляд вниз. Прогноз погоды печатали в конце второй страницы.

— Солнечно. Весь день.

— Отлично, — кивнула Данна. Подняла руку ко лбу и вяло отдала честь. — Как по работе? Есть подвижки?

Герман отложил газету в сторону и наклонился вперед.

— Есть, — устало вздохнул. Он служил подполковником. В мирное время вышестоящие скидывали на него всю бумажную работу. Мужчина тонул в отчетах и приказах. — Мне предложили баронию на юге.

— Но ты отказался, — заключила она.

— Конечно! Кто захочет жить на одной земле с кенцами! Еще и в баронии! Эти деревушки — рассадники староверов, — воскликнул Герман. — Император желает поглотить остатки Кенского королевства как можно скорее. Среди рядовых одни кенцы! Чудо, если найдется хоть один из наших.

— Что насчет шевалье? — спросила она. Данна развернула полотенце и высвободила светлые влажные кудри.

— Эй! Не за обеденным столом!

— Поняла, — закатила она глаза и встала из-за стола.

Дана закатывала глаза при раздражении. Всегда. Ворчание Германа, капризы Алисы, ошибки подруг. На все был один ответ.

Герману нравилась эта черта. Армия научила мужчину постоянству, и он ценил его во всем.

Данна кинула полотенце на стол гостиной и вернулась за стол. Она ехидно улыбнулась.

— Не. За. Обеденным. Столом, — четко произнесла каждое слово.

Герман закатил глаза. Постоянство в привычках разбавлялось тягой к нарушению правил. Мелкие шалости сопровождались широкой улыбкой. В озорных глазах читались слова: «Я сделала, как ты велел. Почему ты недоволен?»

— Шевалье не нужны стране, — сдался мужчина. — Только не в мирное время.

— Зато у тебя будет сила или скорость, или что там еще дают?

Вместе со званием шевалье клеймились особенностью. Улучшенная сила, ловкость, скорость, зрение и другие. Список тянулся за горизонт. Солдаты обращались в оружие и лишались всех человеческих прав.

До Германа доходили ужасные слухи. Целую роту заклеймили взрывными рунами и отправили во вражеский город. Местный правитель сдался сразу.

— А также полгода обучения и разрыв связей с родными, — перечислил мужчина. — Есть и приятное. Большая награда и медали.

— Оу, — поежилась Данна. — Извини. Я не знала.

Герман отмахнулся.

На втором этаже забарабанили шажки. Грохот и треск прогремели через минуту.

— Бедствие проснулось, — усмехнулся он.

— Маленький ураган, — поддержала Дана и встала со стула.

Алиса спрыгнула с лестницы на второй этаж. Взгляды девушки и Германа пересеклись. Она поджала губы и виновато посмотрела в сторону. Выпрямилась и степенной поступью пошла к столу. Светлые косички подпрыгивали на каждом шагу.

Герман раздраженно выдохнул. От Данны Алиса унаследовала искру непокорности. Герман с трудом звал «это» искрой. Внутри дочери горело настоящее пламя озорства. Подростковый возраст подкидывал дрова.

— Доброе, — протянула она и бросила взгляд на настенные часы, — ночи?

— Утро, — поправил Герман. — Они отстают. Еще не завели.

Раз в неделю Данна обходила соседей и узнавала время. Часы отставали на пять минут каждый день. Мужчина молился богам, чтобы умники собрали более точные часы.

— Утро, — стукнула Алиса кулачком по голове. Она села за стол.

— Твоя походка, — сказал Герман. — Нужно стараться лучше.

— Что меня выдало?

— Волосы.

Она простонала и потянула за косы.

— Бесит.

— Эй! Девочки так не говорят, — воскликнул Герман.

— Бесит, — громче повторила Алиса. — Этикет у меня в печенке сидит, пап. Как ходить, как говорит, что говорить. Если все будут ему следовать, то станут неотличимы! А когда мне быть собой?

— Папа прав, дорогая, — поставила Данна на стол кружку и налила чай. — Юная леди должна приглядно выглядеть в обществе. Дворян грубостью не соблазнишь.

Алиса закатила глаза.

— Может, я не хочу выскочить замуж за дворянина? — скрестила она руки на груди. — Ну знаешь, самой выбирать, как жить.

Герман и Данна обменялись взглядами. Жена кивнула.

— Мне жаль, но девочки выходят замуж за вышестоящих. Ты не можешь обручиться с работником или, не дай боги, деревенщиной.

— Я не про свадьбу, — нахмурилась Алиса. — Хочу быть художницей.

— О боги, — высокомерно фыркнул Герман. Он не выдержал. — Искусство вредно для женщин.

— Так и есть, дорогая, — поддержала Данна. — Недавно вычитала, что писательство сушит кожу. И только боги знают, что делают краски.

— Чушь, — отмахнулась девушка. — Анна Неглова, Оливия Кунова, Зоя Финкова. Да, женщин-писателей меньше, чем мужчин. Но они же есть!

— Уверена, все они тратят баснословные суммы на мази.

— Проехали, — вздохнула Алиса. — Сегодня у меня представление. Я отвечала за