В сердце моем навсегда - Джо Гудмэн

— Несчастный случаи в кузнице, — ответил Бен. Его толстая шея слегка покраснела, лицо приняло тот же кирпичный оттенок. Он меньше всего ожидал, что Дансер обратит внимание на его шрамы.

— И близко не так серьезно, как у меня, — заметил Дансер. — Мэгги о тебе заботилась?

— И днем, и ночью.

— Ей следует стать врачом, как она и хочет. — Он взял из рук Коннора Мередит. — На тот случай, если кого-то интересует мое мнение, — И он двинулся к дому, воркуя и беседуя с ребенком.

Улыбаясь, Мэгги взяла Коннора под руку и прижалась к нему:

— Хорошо, что он вернулся, правда? Я уж было подумала, что он не приедет.

Коннор махнул рукой Патрику, чтобы тот позаботился о лошади Дансера, и Бен пошел следом.

— А? — переспросил Коннор, осознав, что Мэгги ждет ответа на вопрос, который он прослушал.

— Что случилось? — спросила она, глядя на него снизу вверх. Его лицо вытянулось, челюсти были сжаты. В глазах застыло отсутствующее выражение.

— Ничего. — «Ей следует стать врачом», — думал он. Взглянул на нее сверху вниз, улыбнулся и легонько поцеловал в губы. — Ничего, — повторил он. — Хорошо, что Дансер вернулся, да?

Мэгги сделала вид, что не задавала ему тот же вопрос, притворилась, что ничего не произошло. Только покрепче прижала к себе его руку, на секунду ощутив отчаяние, словно он ускользал от нее.

— Да, — сказала она. — Я собираюсь испечь что-нибудь особенное, чтобы отпраздновать его возвращение. Возможно, торт. Дансер обожает торт.

Рука Коннора скользнула в ее ладонь, пальцы их переплелись. Она приготовит торт, подумал он. Своими руками целительницы его жена будет готовить торт. Интересно, сможет ли он заставить ее покинуть долину, подумал Коннор, а затем спросил себя, сможет ли он отпустить ее.

Квинз-Пойнт

Пока Раштон следил за погрузкой вещей в фургон, Берил держалась в сторонке. Люк с Баком втащили наверх последний сундук и прислонились к стенке, чтобы перевести дух.

— Чертовски не повезло столкнуться тут с ними, — пробормотал Бак себе под нос.

— Раш-то еще ничего, — заметил Люк, — А вот она — та еще штучка. Держись от нее подальше, если не хочешь себе неприятностей.

— Я же говорю. Надо было уехать вчера.

— Вчера ты был занят, помнишь? — напомнил Люк. Поднял черную бровь и одарил Бака одной из своих редких полуулыбок. — Блондинка. С карими глазами. Примерно пяти футов росту.

— Не знаю, какой у нее рост, — ответил Бак, ухмыляясь. — Я ее стоящей так и не увидел.

Люк коротко и резко хохотнул и оттолкнулся от стенки фургона. Заметил черную сумку на деревянном тротуаре и нагнулся, чтобы ее взять:

— Пропустили одно место.

Берил шагнула вперед. Ее кожаные ботиночки легко простучали каблуками по тротуару, темно-коричневая юбка для верховой езды с разрезом заколыхалась вокруг ног.

— Не беспокойтесь о ней, — сказала она. — Я возьму ее с собой.

Люк отдал ей в руки саквояж. Отступил, освобождая проход, чтобы не столкнуться, и повернулся к Раштону:

— Мы готовы ехать, сэр. Оба фургона загружены. Хотите, чтобы мы с Баком правили каждый одним фургоном, или хотите сами править упряжкой?

Черные, как обсидиан, глаза Раштона слегка прищурились. Один из уголков рта приподнялся. В этот момент он стал очень похож на сына.

— Мне знакомо искусство править лошадьми, — ответил он.

Люк знал о конюшнях Раштона в Нью-Йорке. Коннор рассказывал ему о том, как отец подбирает запряжные пары.

— Прошу прощения, сэр, — вежливо сказал он, — но это не Центральный парк.

— А ты когда-нибудь бывал в Центральном парке? — спросил Раштон.

Люк немного сдвинул шляпу на затылок указательным пальцем, уступая Раштону в этом вопросе.

— Возьму на себя фургон с нашими припасами и заказами Мэгги, — сказал он, — если вы поведете тот, что с вашими сундуками и сумками.

Раштон кивнул:

— Берил? Хочешь ехать в фургоне? Она покачала головой:

— Поеду верхом на гнедой кобыле. По крайней мере для начала. — И выжидающе посмотрела на мужа, ожидая, что он ее подсадит.

— Подай мне ту сумку. Ты не выпускаешь ее из виду. Она лукаво улыбнулась и слегка вскинула голову, черные локоны взлетели и рассыпались по плечам.

— Леди не может обойтись без своих гребней, Раштон, даже в этой глуши.

Он рассмеялся, качая головой, и помог ей поставить ногу в стремя.

— Выглядишь прелестной, как всегда. Свежа, как маргаритка.

Берил сморщила носик. Выражение ее лица нельзя было назвать привлекательным.

— Я не маргаритка, — ответила она. — Маргаритки заурядны.

Она не расслышала тихого смешка Раштона, который отвернулся и дал знак остальным готовиться к отъезду. Берил пришпорила кобылу и поехала впереди всех. Она держала перед собой черную сумку и время от времени теребила замочек. Она смазала его, так что теперь он легко открывался, и время от времени она именно это и делала — потихоньку приоткрывала сумку и заглядывала внутрь. И иногда улыбалась.

Мэгги собирала весенние цветы, привязав Мередит у себя за спиной. Полянка в лесу на склоне холма была особенно богата ими. На залитой солнцем прогалине среди высокой травы и цветов было очень тепло и приятно. Мэгги сняла соломенную шляпку, бросила на землю и положила в тулью собранные цветы. Подняла лицо, подставив его солнечному свету.

— Ох, Мередит, вот славный денек выдался! Ты когда-нибудь видела такое небо?

Она сняла перевязь с ребенком, разостлала на траве и положила на нее девочку. Села рядом и погладила волосики дочки. В три с половиной месяца Мередит уже проявляла большую индивидуальность и заявляла о своих правах. Она попискивала от возбуждения, фыркала и гукала. Строила глазки отцу, когда тот подходил к ней. Била ручками по предметам, оказавшийся в пределах ее досягаемости, а зажав что-либо в крохотном кулачке, упорно держала.

Лежа на одеяле на солнышке, Мередит вертела головкой во все стороны, стараясь ничего не пропустить. Мэгги расстегнула блузку, поднесла Мередит к груди, и та принялась сосать.

— Вот чего ты искала в действительности, — произнесла она, пока Мередит деликатно глотала. Мэгги с любовью смотрела на нее, полная благоговения и удивленная тем, что может заботиться о таком хрупком существе.

Коннор наткнулся на них, пока они сидели так на освещенном солнцем месте. Легкий ветерок шевелил распущенные волосы Мэгги, а головка Мередит была прикрыта. Лицо Мэгги светилось безмятежным покоем. Тень улыбки играла на ее губах, когда она с любовью смотрела на дочь. Черные ресницы были опущены, лоб разгладился. Это был глубоко личный момент, и Коннор с уважением отнесся к нему, держась поодаль и удовлетворившись тем, что тоже по-своему принимает в нем участие.