Сварог. Печать скорби - Александр Бушков

Наконец лесник с невыговариваемым именем накрыл стол. Намолочного цвета скатерть поставил четыре вместительные глиняные миски с чем-тобелесо-коричневым и яростно дымящимся, медное блюдо с лепешками, плошку счищеными лесными орехами и плошку с плавающим в коричневом соусе яством,похожим на груду миниатюрных голубцов. На подносе пускал пары из носика медныйчайник, окруженный, как генерал адъютантами, мелкими, на один глоток, чашками.Отдельный угол стола был выделен под яства из багажников машин: копченуюколбасу, сыр, ветчину, какие-то жестянки и прочие баночки. А кроме того, из техже багажников на стол попало три бутылки – водка, коньяк, вино.

Назначение блюда с водой, принесенного лесником в последнююочередь и водруженного в центр стола, Сварог угадал правильно – омовение.Пример показал Донирчеммо Томба, первым окунув пальцы в чуть теплую, дурманнопахнущую травами воду, после чего несколько раз сильно встряхнул кистями рук.«Сомнительная гигиена, – подумал Сварог, дождавшись своей очереди макнутьконечности. – Надо быть железно уверенном в чистоте рук того, с кемсадишься за стол… Ну оно, правда, лучше, чем вовсе никакой гигиены».

– Не знаю, кто как, а я предпочитаю стряпню ДонирчеммоТомба, – заявил Ольшанский, вытирая руки льняной салфеткой. И свои словаон подтвердил тем, что вооружился палочками для еды и поднял со стола дымящуюсяглиняную миску.

Донирчеммо Томба, закончив все хлопоты, привычно опустилсяна пол, ловко подвернул ноги. Он, разумеется, тоже предпочел свою стряпню. Да иСварог, подумав, последовал его примеру.

Вопреки ожиданиям, еда оказалась вполне даже ничего. Правда,ни кусочка мясного на столе и в мисках не отыскалось. В мисках обнаружиласьлапша в большом количестве, вареные овощи, крошеные сырые овощи, изюм икакие-то вареные корешки, по вкусу отдаленно напоминающие курятину. Все этобыло залито неким коричневым отваром и обильно приправлено специями, напрочьизничтожающими изначальный вкус блюда, но создающими новый и, следует признать,недурственный вкус. И никакого, заметьте, яда не подсыпали в угощение – чтовесьма радовало и обнадеживало.

Некоторое время все молча насыщались. Правда, Лана предпочлапродукты, привезенные с собой. Она попробовала лепешки «от Донирчеммо Томба», укоторых, кстати, был медовый привкус, скривилась и перешла на более привычнуюеду.

Молчание нарушил Ольшанский. Он налил только себе (другиеотказались) коньячку, пригубил его, сказал, обращаясь к Сварогу и Лане:

– Пари держу, вы сейчас гадаете, мучаетесь вопросом: акто таков этот наш хозяин и что за неслыханное у него имя – Донирчеммо Томба? Аимя самое что ни на есть тибетское, скажу я вам, хотя… Ну впрочем, надо попорядку…

Он выпил коньяк. Странно, но Ольшанский обвально,лавинообразно трезвел прямо на глазах.

– Итак, мы с алюминиевым Зубковым не сошлись во мненияхпо некоторым деловым вопросам. И умные люди мне сказали: «Беги, ежели хочешьеще немножко пожить. И желательно как можно дальше. Пересиди где-нибудь, показакончится передел». Я внял мудрым советам. Потому как и сам премного былнаслышан о господине Зубкове. А ломать голову над тем, где отсидеться, непришлось. Наконец-то у меня появилось свободное время выбраться в Тибет и вНепал и заняться поисками монастыря из своего видения.

Начал Ольшанский с Тибета. Горных монастырей в тех краяхдействительно оказалось преогромное множество. Чтобы просто обойти их все,потребовался бы не один год. Ну даже не в этом была главная проблема, а в немсамом. Кто он такой для тибетцев? Белый турист. Или лучше сказать, белыйдурачок с деньгами, которого надо на эти деньги развести. Оказалось, этипроклятые ламы великолепно насобачились вешать лапшу на уши и знают, что надопеть туристу. Они довольно много выдоили из Ольшанского, глубокомысленно вещаяо тайнах бытия, о «третьем глазе», о прочей ерунде. Так бы и дурили дальше,облегчая кошелек, ежели б однажды к Ольшанскому не пришел… вот он.

Олигарх кивнул в сторону Донирчеммо Томба.

– До него дошел слух, что какой-то русский пристает ковсем с расспросами о горных монастырях и ему нужно всенепременно отыскатькакой-то определенный монастырь. «Уж не тот ли самый монастырь ему нужен?» –так подумал вот этот азиатский человек, потому и пришел ко мне… А теперьпродолжай ты.

Лесник-азиат поставил на стол недопитую чашку чая и едвазаметно поклонился.

– Вы ничего не слышали о Джа-ламе? – спросил он, посмотревпо очереди на Лану и Сварога, и ответом ему было пожатие плечами и разведенныев стороны руки. – Джа-лама, «святой-разбойник». Знаменитый был человек.Между прочим, по происхождению астраханский калмык. У него был собственныйгород-крепость на границе китайских провинций Синь-Цзян и Цин-хай. Джа-ламаграбил караваны, проходящие поблизости от его владений. Это происходило в концепервой четверти двадцатого века…

– Это легенда? – перебила Лана. Ее вопросбесспорно был порожден былинным тоном повествования и… вызвал странную реакциюу лесника и олигарха. Оба одновременно засмеялись.

– Нет, это быль, барышня, – сказал ДонирчеммоТомба. – Самая что ни на есть. Думаю, еще можно отыскать людей, воочиювидевших Джа-ламу. Им, конечно, лет под сто, но в горах хватает долгожителей. Аглавное доказательство того, что Джа-лама никакая не легендарная выдумка…

– …будет явлено чуть позже, – перебилОльшанский. – Иначе это нас отвлечет.

– Хорошо, – опять чуть заметно поклонилсялесник. – Тот случай, о котором я вам расскажу, произошел в девятьсотдвадцать третьем году. Джа-лама напал на монастырь Намчувандан. В иные годы онни за что не осмелился бы на такую дерзкую выходку, побоялся бы гневаДалай-ламы…

– Подождите, подождите, – сказал Сварог. –Название монастыря… Где-то я его уже слышал. Причем совсем недавно…

– Совершенно верно, именно недавно, – хитроподмигнул ему Ольшанский. – Я же вам говорил, что нет в этом миреслучайностей и все взаимосвязано. Так называлась храмовая реликвия, хранившаясяв бурятском дацане. Цветок лотоса. Теперь вы понимаете, что, услышав отпришедшего ко мне незнакомца название монастыря, я враз переменил к немуотношение – поначалу-то я был уверен, что он явился морочить мне голову иденьжат срубить. Кстати, с тибетского слово «намчувандан» переводится как«десять сил».

– Так я продолжу, – дождался своей очередилесник. – В иные годы Джа-лама ни за что не осмелился бы на такую дерзкуювыходку, побоялся бы гнева Далай-ламы. В то время Тибетом правил Далай-ламаТринадцатый…

Далай-лама управлял страной с середины девяностых годовдевятнадцатого века и до своей кончины в тридцать третьем году века двадцатого.Его считают человеком, открывшим Тибет для остального мира, хотя точнее будетвыразиться «вынужденно приоткрывшим». Далай-лама во внешней политикепридерживался, как сейчас говорят, системы сдержек и противовесов. В те годы, окоторых вел речь Томба, для Тибета все складывалось очень непросто. Натянутыеотношения с Пекином, постоянная готовность войны с Китаем… А тут еще врезультате Синьхайской революции на свет появляется Южный Китай и егочрезвычайный президент, основатель партии гоминьдан Сунь Ятсен тоже заявляет освоих притязаниях на Тибет. Вдобавок «красные русские», как в Тибете называлибольшевиков, заняли Монголию, приблизились к границам Тибета, разомпревратившись из угрозы далекой и мифической во вполне реальную и близкую. Итут же, разумеется, активизировались англичане, в том веке главные противникирусских на Востоке. Англичан никак не устраивало, чтобы «красные русские» вошлив Тибет и превратили его в плацдарм для дальнейшего проникновения на Восток и,в первую очередь, в Индию. Так англичане стали еще и переворот готовить…