Кошка в сапожках и маркиз Людоед - Ната Лакомка

- Простите, милорд, - лепетала она, - но барышня попросила ленту, а у меня как раз оставался голубой атлас…

- Могли бы сообщить, что девочка у вас, - строго сказал Лиленбрук. – Мы весь город перевернули.

- О, простите… - госпожа Беатрис совсем перепугалась.

Но Огрест даже не обратил на неё внимания. И даже не стал ругать Марлен, когда она проснулась и начала оправдываться. Да и мне расхотелось шлёпать эту нарушительницу спокойствия. Вскоре Марлен была одета в свою синюю шубку, закутана в шаль госпожи Беатрис для дополнительного тепла, и посажена в сани. Я села рядом, укрыв девочку медвежьей шкурой, и обняла для верности – чтобы больше маленькая колдунья никуда не исчезла. Лиленбрук дёрнул поводьями, пуская коня шагом, а милорд Огрест пошёл рядом с санями, держась за борт. Я настаивала, чтобы мы шли по очереди, но Огрест только отмахнулся. Он был счастлив, по-моему. Я посматривала на него искоса – как он ловил каждый взгляд Марлен, как поправлял на ней медвежью шкуру – и думала, что этому мужчине нужны свои дети. Чтобы он жил не памятью покойного брата, а собственной жизнью. Жил сам, несмотря ни на что.

Чтобы успокоить Марлен, мы сразу же испробовали голубую ленту, которую она привезла из деревни ткачей, бережно прижимая к сердцу. Признаться, я и сама надеялась на чудо – а вот вдруг! Вдруг голубая лента вместе с горячим желанием дочери разрушит злое колдовство, наложенное на мать?

Я опоясала лентой Юджени, а милорд Огрест завёл в подземелье Марлен.

Увы, чуда не случилось. Маркграф сразу же увел племянницу наверх, а я оказалась свидетелем, как женщина превращается из человека в кровожадное чудовище, бросаясь на прутья решётки, а потом снова становится человеком – и плачет от ужаса и отчаяния.

Эту ночь я продремала в кресле, в комнате Марлен, время от времени просыпаясь, когда слышала тихие всхлипывания со стороны кровати. Подходила, утешала, напевала колыбельную, ждала, когда Марлен уснёт, и сама начинала дремать. О том, чтобы оставить сегодня девочку одну, не могло быть и речи. Утром меня сменила госпожа Броссар, но вместо того, чтобы уйти к себе в комнату и спокойно поспать, я надела пальто и шапку, и спустилась по лестнице.

Огрест выглянул в коридор сразу, будто только и ждал, когда я появлюсь.

- Куда это вы? – спросил он, на ходу натягивая шапку и сбегая следом за мной по ступеням.

- Хочу сходить в церковь. Поставить свечу в благодарность за то, что с Марлен ничего не случилось. Просто удивительно, как она в такой мороз без приключений добралась до деревни.

- Удивительно, - согласился маркграф и накинул плащ. – Что ж, пойдёмте в церковь.

- Тоже хотите поставить свечу? – спросила я.

- Хочу быть уверен, что с вами ничего не случится, - ответил он. – Парня Миттеранов ещё не поймали.

- Но вряд ли он осмелится напасть на меня в городе…

- И всё-таки, не хочу рисковать, - сказал он твёрдо. – Да и мне так спокойнее. По-крайней мере, буду знать, что вы не затеете новую авантюру.

- Месье! – запротестовала я, но мы уже вышли на улицу, и пошли рядышком, почти касаясь друг друга плечами.

С утра небо было ясным и таким же голубым, как голубой атлас госпожи Беатрис. Вчерашний снегопад одел деревья в белоснежные сверкающие шубы, уличные уборщики ещё не начали свою работу, и мы с Огрестом брели по дороге, утопая в снегу по щиколотку.

В церкви было тихо и пусто, я поставила свечи всем святым, которых только вспомнила, прошептала молитву и отпила родниковой воды из церковного фонтанчика. Маркграф не ставил свечи, а простоял всё время у алтаря, опустив голову и комкая в руках шапку.

Когда мы возвращались и проходили мимо ельника, где совсем недавно я разбила фонарь, убегая не понятно от кого, Огрест сказал:

- Пожалуйста, Кэт, не поступайте больше так безрассудно. Обещаете? Я чуть не умер, когда пропала Марлен, а когда понял, что вы побежали за город в такой мороз…

- Но вы живы, Ноэль, - нет, я не могла думать о плохом в такой замечательный день. – И с Марлен всё в порядке, и меня вы спасли – я даже не знаю, как выразить вам благодарность. Если только тортик, возможно…

Он засмеялся. Я впервые слышала от него такой смех – не горький, не язвительный, и ничего не смогла с собой поделать – разулыбалась до ушей.

- И всё-таки, я настаиваю, Кэт, - сказал Огрест, останавливаясь и глядя на меня блестящими глазами. – Пока не поймают парня, напавшего на вас, прошу никуда не ходить одной. Нужно выйти в город – скажите мне. Я принесу вам всё, что захотите. Или провожу, куда надо. Просто поймите, Шанталь-де-нэж – не столица, где можно запросто бродить по улицам в любое время дня и ночи… Да и в столице вы не пойдёте в трущобы Нижнего города. Прошу, будьте благоразумны и рассудительны…

Он говорил правильно, но всё это было лишним в такое прекрасное зимнее утро. Вот просто совсем лишним!

- Оставьте ворчание! – притворно возмутилась я. - Сейчас я не способна слушать нравоучения. Марлен нашлась и жива, меня спасли от смерти… Я не желаю пока поступать рассудительно. Вчера я поняла, что жизнь слишком коротка, надо успевать совершать безумства и безрассудства.

И в подтверждение своих слов, я рухнула спиной в сугроб, подняв тучу снежной пыли и раскинув руки и ноги.

- Вы делали в детстве снежных ангелов, месье? – спросила я у Огреста, который продолжал стоять и смотреть на меня во все глаза. - Нет? Так я и думала. Я вас научу…

Но учиться он не пожелал, а упал на меня сверху – только совсем не так, как это сделал вчера напавший на меня работник Миттеранов. Мне не было ни больно, ни страшно, но сердце замерло и застучало быстро-быстро, словно пыталось выскочить из груди, а милорд Огрест хрипло сказал, глядя на мои губы:

- Вы понимаете, что делаете со мной?

- Мне кажется, да, - прошептала я, жалея, что на мне рукавицы, и я не могу их снять, чтобы погладить его по щеке.

- А мне кажется, что нет, - ответил маркграф и поцеловал меня.

Этот поцелуй был совсем не нежным. Он был жадным и требовательным. Я задохнулась от такого напора и еле слышно застонала. Мелькнула забавная мысль, что целоваться милорд стал гораздо лучше – вот что значит практика…

Конечно, это было неправильно – даже скандально! Двое взрослых людей, причём, неженатых, валяются в сугробе посреди улицы! И к тому же ещё целуются! Но Огрест продолжал целовать меня, и я ответила на поцелуй, потому что чувствовала, что нам это необходимо. Что именно это удерживает нас на плаву среди всех несчастий этого мира. Как там говорила Беатрис? Есть три великие силы… Какую выберешь ты?.. Конечно, только любовь. Другого выбора быть не может. То есть я выбрала бы любовь… Если бы у меня был выбор.

Последняя мысль отрезвила, и волшебство закончилось. Я тихонько толкнула Ноэля, заставляя отодвинуться. Он тяжело дышал, губы дрожали и было похоже, что все его советы насчёт благоразумия и прочего ля-ля-ля были им же благополучно забыты.