Мерцающий огонь - Джулиана Маклейн

пошли. Как-нибудь поместимся. – Он пропустил меня и вошел следом. Двери закрылись, и поезд рванулся вперед.

В вагоне было тесно, и мы стояли, покачиваясь, то и дело сталкиваясь и бросая друг на друга извиняющиеся взгляды. Он ухмыльнулся: казалось, его забавляло ехать в переполненном вагоне.

Десять остановок спустя мы прибыли на станцию Тауэр-Хилл. Диктор услужливо напомнил нам, что при выходе нужно соблюдать осторожность.

– Сюда. – Джеффри коснулся моей руки и уверенно повел меня прочь от платформы.

Вскоре мы сбежали с шумной станции и оказались позади Тауэра с его толстыми древними каменными стенами.

– Все еще не могу поверить, что я здесь, – вырвалось у меня. – В юности обожала Диккенса. «Оливера Твиста» и «Рождественскую историю». Мои любимые книги. И еще я, конечно, любила «Мэри Поппинс». И давно мечтала здесь побывать.

– Лондон – прекрасный! – кивнул он.

– Но ты живешь в этом городе и, наверное, принимаешь его как должное?

– Вовсе нет. Каждый раз, когда смотрю в окно, я думаю: «Ничего себе – какой мост! Какой вид!»

– Покажешь мне, где живешь? – попросила я. – За рекой, говоришь?

– Покажу.

Мы прошли по туннелю под дорогой и остановились у пешеходного перехода прямо у моего отеля.

– Много достопримечательностей посмотрела? – спросил Джеффри.

Я рассказала ему, куда успела сходить, и он посоветовал мне заглянуть на вечернюю службу в собор Святого Павла или в Вестминстерское аббатство.

– Это бесплатно – а хоры у них потрясающие.

– Спасибо. Оценим.

Мы подошли к парадному входу отеля, и Джеффри указал рукой на другой берег реки.

– Видишь надпись «Боттлерс-Уорф»? Я живу слева от этого здания. Раньше здесь были верфи – теперь все застроили многоэтажками.

– Какое замечательное место.

Некоторое время мы стояли, наблюдая за проплывающим мимо прогулочным теплоходом. Из динамиков лилась La Bamba[17], туристы на открытой верхней палубе истово фотографировали Тауэрский мост снизу.

Сверившись с часами, Джеффри повернулся ко мне:

– Какие у тебя дальше планы?

Его вопрос застал меня врасплох: я приехала сюда, чтобы в уединении залечить свое разбитое сердце, чем и занималась все эти дни. Но меня и правда начинало терзать одиночество. Я устала от того, что мне не с кем поговорить и приходится решать все вопросы самостоятельно. Утром за завтраком я завязала разговор с официанткой и долго не могла наболтаться и отпустить ее.

– Никаких, – ответила я. – На повестке дня у меня был только визит к твоим родителям.

Он потер затылок:

– Я немного проголодался. Не хочешь перекусить?

– Звучит заманчиво. – Я огляделась по сторонам. – Посоветуешь хорошее заведение? Ты наверняка знаешь парочку, раз живешь неподалеку.

– Можем сходить в доки Святой Катарины, там есть паб «Диккенс». Раз ты его любишь…

– Звучит идеально. Веди!

Мы обошли отель и двинулись в сторону очаровательной маленькой пристани, рядом с которой уютно мостились накрытые брезентом парусники и прогулочные катера. Окрестности причала обросли многочисленными ресторанами, кафе и мелкими конторами.

– Как здесь красиво, – сказала я.

– Мне нравится считать, что это самый потаенный уголок Лондона. Правда, знают о нем все.

Я смеялась почти всю дорогу, пока мы шли по широкой, вымощенной булыжником площади к пабу, который, как оказалось, располагался внутри бывшего склада с высокими деревянными балочными потолками. Мы поднялись по скрипучей лестнице на верхний этаж, полюбовавшись по дороге черно-белыми фотографиями старого Лондона. Проводив нас за столик, официант оставил нам меню и принес напитки, а мы стали решать, что заказать.

– За знакомство! – Я подняла бокал с вином. – Спасибо, что привел меня сюда. Приятно провести время в компании.

– Ведь приехала ты одна. – Я упоминала об этом в доме его родителей.

У меня было ощущение, что ему хотелось расспросить меня о моей личной жизни, но я не собиралась вываливать на него все неприглядные детали недавней нью-йоркской трагедии, поэтому ограничилась расплывчатым:

– Так и есть.

Подошел официант. Он принял наш заказ, забрал меню и снова оставил нас наедине.

– Что ж, я не могу не поинтересоваться… – Джеффри наклонился вперед, облокотившись о стол.

Я напряглась. Он смотрел на меня так пристально, будто знал, что я что-то скрываю.

– Слушаю?

– Тебе ведь хотелось спросить бабушку о чем-то еще? Ты выглядела такой разочарованной, когда мама предложила ей отдохнуть и увезла ее в спальню. Как будто вас прервали.

Я обрадовалась вновь распахнутой двери этой щекотливой темы и призналась:

– На самом деле так и есть. Я и правда хотела спросить ее еще кое о чем.

– О чем? Может, я смогу ответить на твой вопрос? Когда я был маленьким, она рассказывала мне много историй из своего военного прошлого.

– Правда? Тебе повезло – моя бабушка раскололась только на прошлой неделе. Если честно, я все еще в шоке. Трудно представить, что милая седовласая старушка когда-то проворачивала подобное.

– Хорошо тебя понимаю. – Он откинулся на спинку стула. – Наверное, ей было не просто говорить об этом. Ясное дело. Моей бабушке часто снились кошмары. Иногда она начинала рыдать безо всякой видимой причины. Думаю, она страдала от посттравматического расстройства. Но в детстве я таких слов не знал. Меня просто отправляли в мою комнату и не выпускали, пока папа ее не успокоит.

– Я за своей бабушкой такого не наблюдала. Никаких демонов из прошлого – ничего подозрительного. Думаю, она была чертовски хорошим тайным агентом. Ключевое слово здесь – тайным. Она хранила свои секреты всю жизнь – даже от собственной семьи.

Он сочувственно кивнул:

– Ну, так о чем еще ты хотела спросить бабушку? Пока так мне и не сказала.

Я решительно подняла с пола свою сумочку. Поставив ее к себе на колени, я достала конверт с копиями фотографий, которые мой отец нашел в бабушкиной шкатулке на чердаке, и протянула снимки Джеффри.

– Мы недавно нашли кое-что. Это моя бабушка в Берлине – незадолго до того, как Англия объявила войну Германии. На тот момент она не была агентом.

Он пролистал четыре фотографии:

– Ого! Представляю, в какой шок это вас повергло.

– О да. Но еще сильнее нас удивили даты на оборотах – мой отец был зачат примерно в это время. Он-то вырос, считая себя сыном британского чиновника в кабинете Черчилля.

Джеффри присвистнул, и этот звук напомнил мне рассказы бабушки о падающих на Лондон бомбах.

– Ты надеялась, что моей бабушке что-то об этом известно? – Он вернул мне фотографии.

– Кое-что я уже выяснила. Дафна знала об их романе – бабушка призналась ей в этом после допроса в парижском гестапо. Ты же знаешь, что их схватили?

– Да. Она рассказывала мне об этом. И о том, как члены Управления спасли их