Оранжевый портрет с крапинками - Владислав Крапивин

— Ты неблагодарна...

Ника наконец чуть шевельнулась и зевнула:

— Дядя Рудик любит только себя. Ну и тебя... когда ему это выгодно. Чаще всего по вечерам...

— Ты скверная девчонка! — не выдержала мать.

— Папа думал иначе... — Ника смотрела теперь на большое фото, висевшее над ее неразобранной постелью. На снимке был худощавый мужчина в походной широкополой панаме.

— Но, Be... Ника... — начала мать новый заход уговоров. — Я все понимаю... мы все понимаем... Но папа... Ведь давно уже нет никакой надежды...

— Есть.

— Девочка моя... Давно установлено, что катер бандитов затонул во время шторма у Якорного мыса, на большой глубине, экипаж и их пленники погибли. Это официальный вывод комиссии Управления по борьбе с террористами и контрабандой...

— Вот именно, официальный...

— Под ним подписался сам начальник Управления и его два заместителя!

— Интересно, сколько они получили за это... от тех самых затонувших террористов? И от твоего друга дяди Ру-дика...

— Как ты смеешь вести такие гадкие разговоры!

— А это ты ведешь. Я только отвечаю.

— Немедленно в постель! И не смей сегодня выходить из дома...

— Ага. А вы поедете на иномарке дяди Рудика развлекаться в Айвазовск...

— Дядя Рудик поедет по делам фирмы, а я... по своим делам... Девочка моя... Я не меньше тебя грущу о папе, но что поделаешь, раз его больше нет?

— Есть. Я это видела во сне. Я верю своим снам...

Мать сорвалась снова:

— Каким снам, если ты говоришь, что не спала всю ночь!

— Я спала накануне. И еще раньше... И еще...

Мать в сердцах захлопнула дверь.

В другой комнате она пожаловалась новому мужу — лысоватому респектабельному бизнесмену:

— Я не знаю, что с ней делать! Вбила себе в голову всякие фантазии. И хамит не переставая...

— Ничего страшного. Это начинается переходный возраст.

— Слишком рано он у нее начинается! Она еще совсем младенец! Внешне... А по характеру...

— Сейчас все дети взрослеют рано...

В этот день с утра качало заметнее, чем накануне. Пенные гребешки разбивались о наветренную скулу «Кречета», брызгами захлестывало палубу.

Владик и Максим проснулись в своем закутке.

— Ого, покачивает, — сказал Владик, свесив голову с верхней койки. — Я ночью два раза чуть не слетел...

— А я почти не спал, — отозвался Максим. Он лежал вверх лицом, и лицо было недовольным и похудевшим.

— Почему? Думал про Гошин рассказ? Про сокровище?

— Нет... Хотя да. Про это тоже думал. О том, что все это бесполезно...

— Что бесполезно?

— Эта затея... И зря Гоша ввязался в это плавание. Никаких поисков не получится. Все равно мы не попадем в Синетополь и в эти... в Триахтырские катакомбы. Мы идем прямо на Византийск, и дядя Степа не станет менять курс. Тем более что он ничего не знает...

— Гоша же сказал: всякое может быть...

— Мало ли что сказал Гоша. У него крыша сдвинулась на поэзии...

— Разве поэзия это плохо?

— Не плохо, а бесполезно...

— Эй, молодежь! Капитан сказал, что долго и сладко спать можно дома, а не в плавании. И клянусь дедушкой, он прав, — донеслось с трапа.

Ребята выскочили на корму.

Ого! Волны и гребешки были очень даже заметные. Не шторм, конечно, но и далеко не штиль.

У штурвала стоял сам капитан Ставридкин.

— Папа, доброе утро! А почему ты на руле?

— Решил дать ребятам передохнуть. Да и хочу получше понять, каков этот корабль на ходу... Надо держать как можно круче, иначе не вырежемся к Византийску, придется закладывать галс, а это потребует лишнего времени.

Максим, поморщившись от неприятных ощущений, сказал:

— А может быть, есть смысл увалиться и зайти в Синетополь, а оттуда уже выходить на прямую до Византийска?

— Да, посмотрели бы Синетополь! А то я там ни разу не был, — поддержал Максима Владик.

— Мы ведь не в туристическом круизе. Время надо беречь. А у Триахтырского мыса ветры часто устраивают такую кутерьму, что можно сразу не выбраться оттуда...

— Но есть же двигатель, — опять поморщившись, напомнил Максим.

— Двигатель оказался слабенький. Только для прибрежных маневров. Против сильного ветра он не выгребет... Жора, скажи матросам, чтобы выбрали грот до отказа!

Охохито и Паганель раздали на кофель-нагеле капроновый толстый конец, набросили на шкив лебедки, завертели рукоять. Гик с растянутой нижней шкаториной паруса повернулся почти вдоль палубы.

— Макарони, а кто будет подбирать стаксель! — заво-

пил Жора, увидев, что передний парус заполоскало. — Как сказал бы дедушка Анастас, с такими матросами только торговать соленой камсой на старом Пристанском рынке...

Макарони поспешно ухватился за стаксель-шкот. Владик кинулся помогать. Его и Макарони обдало брызгами. Весело фыркая, Владик вернулся на корму. Максим зачерпнул ведерком на тонком пеньковом конце воду, сцепил зубы и окатил себя с головой.

— Железный человек, — сказал Владик.

— А ты разве не будешь умываться?

— Меня уже умыло на баке... — Владик передернул голыми плечами.

Капитан Ставридкин покосился на мальчишек.

— Оделись бы, а то начнете чихать с такой закалкой. И не забудьте про жилеты. Смотрите, сдует с палубы, что тогда?

— А завтракать тоже в жилетах? — насмешливо спросил Владик.

— Тоже! — рыкнул на сына капитан. — Порассуждай еще...

Так они и уселись за узкий стол общего кубрика.

— По причине качки придется обойтись консервами, — объявил дядюшка Юферс.

Уже вполне освоившийся в экипаже Паганель весело спросил:

— Неужели вы, господин Юферс, разучились готовить завтраки и обеды при волне? Говорят, раньше вы это делали, как мастер...

— Дело не во мне, а в плите. Там заедает карданный подвес. Чай я еще сумел вскипятить, а с кашей придется подождать...

Максим лениво колупнул в консервах ложкой и отодвинул банку. Хлебнул из кружки и опять поморщился.

— Извините, можно я выйду на палубу?

— Валяй, — разрешил командовавший за столом Жора. — Только держись там крепче. — И когда Максим, расплескивая чай, выбрался из кубрика, старпом заметил: — Клянусь дедушкой, нынешняя легкая качка не способствует аппетиту мальчика. Будем надеяться, что это ненадолго... А как себя чувствует младший Ставридкин?