Последний пророк - Александр Каменецкий

— Вы ничего не помните?

— Нет… то есть почти… Был бой, меня ранило… — Шестеренки памяти сделали еще один важный оборот, скрипнув, как колодезный ворот. — А Рахмон — он жив?

— Аллах забрал Рахмона в сады вечного покоя, — ответил Томас. — Где храбрые шахиды пируют, наслаждаясь плодами своих заслуг.

Я вздохнул.

— А что вообще произошло? Почему в нас стреляли? Кто?

— Местный отряд самообороны. Кафиры и враги Аллаха, мир ему и благословение, довели страну до того, что ни один феллах не может спать спокойно. Повсюду банды, мародеры, грабители… Обкладывают феллахов данью, грабят, убивают, насилуют. Во многих селениях мужчины, способные носить оружие, каждую ночь выходят на дежурство, чтобы защитить своих близких. К сожалению, они приняли вас за бандитов. Эта трагическая ошибка стоила жизни восьми муджахидам. Вы могли стать девятым…

— А что стало с ними? С теми…

— Они тоже покинули этот мир, — с неискренним огорчением ответил Томас и теперь уже полностью застегнул лицо на все свинцовые форменные пуговицы. — Трое дряхлых стариков и десятилетний мальчик. Имам опечален случившимся. Он распорядился похоронить убитых рядом с муд-жахидами. Имам сказал, что эти люди также заслужили милость Всеблагого и будут причтены к мученикам-шуади. Несмотря на то что по неведению подняли руку против воинов Аллаха, мир ему и благословение.

— Меня тяжело ранило?

— Нет, рана неопасная. Но был риск заражения крови. Трое суток вы пролежали без сознания. Только Неизъяснимый знал, вернетесь вы к нам или нет. По приказу святого имама врач не отходил от вас ни на минуту.

— Чем же я заслужил?..

— Вы показали себя героем. Настоящим храбрецом. Рискуя жизнью, спасали своего командира. Пролили кровь в бою. Сказано в хадисе: «С первой каплей крови Аллах прощает своего раба. Он видит свое место в раю, освобождается от мучений могилы и Большого Страха, одевается в одежды веры и освобождает семьдесят своих родственников». Мы, признаться, от вас не ожидали. Так что перед лицом Аллаха и его уммы вы достойны уважения. Возможно, теперь имам согласится удовлетворить вашу просьбу…

Следом за тем в палатку проник неяркий вечерний свет, и в открывшемся проеме показалась сутулая худая фигура в тюрбане. Томас робко попятился и рыбой выскользнул наружу, оставив меня наедине с Абу Абдаллой. Для разговоров я был еще слишком слаб, просить чего-то не желал в принципе.

— Месе эль-хаир. — Террорист Номер Один присел на складной матерчатый стул у края моего топчана.

— Good evening, — отозвался я.

Он был в обычном походном наряде: камуфляж, песочная накидка, неизменный кинжал за поясом, автомат. Не улыбался. Смотрел строго, серьезно, сосредоточенно. Мне опять стало не по себе от его пристального, проникающего сквозь кожу взгляда. Тихим, едва слышным отрешенным голосом произнес, стараясь преодолеть акцент:

— В последнем стихотворении Аль-Газали сказано:

Помолитесь Господу, который освободил меня И подготовил для меня место в высших из небес. До сегодняшнего дня я был мертв, хотя жил средь вас, Теперь я живу в истине, сбросив погребальные одежды.

Теперь я хочу задать тебе вопрос, Искендер. Представь себе, что ты проснулся однажды утром и вдруг понял, что Бог есть. Ты знаешь это так же отчетливо, как свое имя и свое тело. Ответь мне: что ты будешь делать?

— Не знаю, — пробормотал я. Думать о таких вещах совершенно не хотелось. И сил не было.

— Не торопись, Искендер. — Абу Абдалла мягко дотронулся до моего локтя. — От того, как ты ответишь на мой вопрос, зависит твое будущее. Подумай хорошенько.

И ни слова более не говоря, встал и покинул палатку.

…Бред, бред, бред! Ну какой же бред, черт возьми! Чего он от меня хочет, этот ненормальный? Чего добивается? В какую игру собирается со мной играть? Несмотря на слабость, я был в бешенстве. Что это за КВН? Что за дурацкий, в конце концов, вопрос! И как я должен на него ответить? Я в курсе, конечно, что в древней Японии дзенские мастера задавали своим ученикам логически неразрешимые задачи-коаны, чтобы те ломали над ними головы до полного просветления. У Тани моей был даже сборничек таких коанов. Она его читала на ночь, ей от этого спалось крепче. Но здесь, в этой обстановке, в этой ситуации?! Как именно зависит от моего ответа мое будущее?.. Ведь я ни черта не понимаю в исламе, в темной этой жестокой религии, только зазубрил как попка несколько молитв… Хорошо было бы, наверное, ответить цитатой из Корана или стихами какого-нибудь Га-зали, но откуда же мне все это знать? Ненормальный, свихнувшийся тип, придурок! Он что, хочет наставить меня на путь истинный? Он, виновный в гибели многих тысяч людей, кровавая собака, которой нужно поскорее перерезать глотку!.. Что бы я сделал, если?.. А что бы я, интересно, сделал?

Стояла глубокая ночь. Я не спал, думал. Вопрос, звучавший издевательски-бессмысленно, все больше казался пропастью, в которой можно исчезнуть без следа. Хорошо, давайте проиграем ситуацию, говорил я себе. Я просыпаюсь утром. Звенит будильник. Открываю глаза и вдруг обнаруживаю, что… Как это должно произойти? Над городом порхают ангелы? Звучат трубы Страшного суда? Чушь… Скорее всего в мире ничего не происходит, ничего не меняется. Все остается как было, на своих местах. Дома, машины, люди… Значит, что-то должно случиться во мне самом, в душе? Как понимать эти слова: «Ты знаешь это так же отчетливо, как свое имя и свое тело»? Мое имя… что такое имя? Комбинация звуков, связанная определенным образом с объектом, с человеком… Но раньше меня звали иначе, теперь зовут Искендер — значит, не имя важно, но осознание своей связи с ним… Осознание себя, самоосознание. То есть точно так же, как я осознаю свое собственное существование, я должен был бы осознать существование Бога. А как я осознаю себя? Мыслю — стало быть, существую… Однако мысли не есть я сам, мысли — моя производная, я генерирую, созидаю мысли. Вроде бы так. А что за мыслями? Нет, слишком сложно, слишком сложно… Возьмем другой элемент — тело. Как учили в школе, оно есть объективная реальность, данная нам в ощущениях и восприятиях. Но разве можно точно так же знать Бога? В этом случае он должен быть чем-то сугубо материальным, осязаемым, ощутимым. Или, может быть, не он сам, но его проявления? Нет, невозможно, тупик…

Хорошо, опустим эту предпосылку вообще. Начнем с того, что я просыпаюсь одним прекрасным утром и понимаю, что Бог есть. И что тогда? Этот вопрос возвышался передо мной неприступной Джомолунгмой. Ну что тогда? Ведь все равно встану, умоюсь, позавтракаю, пойду на работу. Все будет как всегда. Ой ли?.. Ну что, разве существование Бога должно помешать мне работать за компьютером или съесть гамбургер? Нет, наверное… Допустим, я действительно знаю, что Бог есть. Значит, нужно, видимо, быть добрее, стараться не грешить, не допускать злых мыслей… Ерунда, детский лепет. А что же? Жизнь должна как-то измениться решительно, стать совершенно другой — но какой? Что уйдет, что придет? Какое новое понимание?.. Нет, я совершенно, совершенно не мог себе этого представить. Не мог! Это был неодолимый парадокс, дьявольская загадка. Даже если взять теоретически… Бог есть, значит, я чувствую себя в безопасности… Я знаю, что жизнь моя каким-то образом предопределена, направлена свыше, и бояться, в сущности, нечего… Под ногами существует некий твердый фундамент, опора… Я не чувствую себя одиноким, покинутым, безвольным и несчастным. Смерти тоже скорее всего нет, а есть потусторонний мир или новое рождение… Но, по сути дела, речь идет только об одном-единственном ощущении, о чувстве защищенности, как в рекламе прокладок. Об отсутствии страха неизвестности. Но ведь это всего лишь чувство, нечто внутреннее, результат определенного сочетания в мозгу химических веществ. Штука, несомненно, важная… но при чем здесь Бог? И потом: с чего я взял, что буду чувствовать себя покойно и уверенно, как будто получил полис самой надежной в мире страховой компании? Бог, которому поклоняются эти люди, — совсем не тот добрый старик с бородой. И не Иисус распятый, предлагавший подставить щеку. Да и Иисус, если разобраться, не был записным добрячком. Грозил карами небесными… Если идти по логике, то, раз существует Бог, существуют также рай и ад, вечные муки для грешников… Жесткий, раз и навсегда расписанный ход вещей, стандарт, регламент, стиль поведения: молитвы, ритуалы, шариат… Нет, что-то здесь не то, не то, и все! Что-то другое желает слышать Хаджи Абу Абдалла. И самое противное: я остро чувствовал, что его нельзя обмануть. Сразу вычислит, распознает обман. Только искренность, ничего больше. А если говорить об искренности, я находился в полном, абсолютном тупике.