Без лица - Хари Кунзру

— Власть в церкви, — говорит Эйно. — Постучите хорошенько. Скорее всего, он проснется.

Оказалось, что церковь обустроена под жилище. Большая часть глинобитных стен развалилась, но вокруг алтаря они отремонтированы, а дыры в крыше залатаны переплетенной соломой. Остаток периметра превратился в дворик с многочисленными горшками и велосипедом, стоящим в углу. Цепь велосипеда проржавела и слиплась в плотный комок.

— Эй! — кричит профессор в дверной проем. И стучит изо всех сил.

Изнутри доносится кашель, и бесплотный английский голос говорит:

— Отвали, кретин. Я думаю.

— Простите?

— Тебя, случайно, не зовут Джонни Уокер?

— Нет, сэр, я Чэпел. Профессор Генри Чэпел из Оксфордского университета.

— Если ты не Джонни Уокер, я с тобой и говорить не хочу. Отваливай!

Глухой звук. Что-то тяжелое падает на пол. Затем стон.

— Помогите! — жалобно взвывает голос. — Помогите. Я упал с кровати.

Его зовут Шорт, он представитель чертова правительства, а также все остальное, вместе взятое. Во дворе ему на голову выливают ведро речной воды. Зрелище жалкое: мутные и расфокусированные глаза, кожа — поле битвы, состоящее из бугристых вен и язвочек от укусов мошки. Он ненамного старше Джонатана, но виски «Джонни Уокер» и лихорадка окончательно его разрушили. Он смотрит на группу антропологов и выдавливает из себя улыбку, демонстрируя мертвые черные зубы.

— Господи Иисусе, — говорит он. — Так вы настоящие. Я думал, вы мне примерещились.

Они помогают ему вернуться в постель и совещаются. Недееспособность Шорта — это проблема. Предполагалось, что он, будучи окружным чиновником, поможет им найти грузчиков и введет их в курс последних событий в Фоцеландии. На побережье обсуждалась вероятность того, что им предоставят сопровождающих — возможно, даже подразделение АЗАГ[207]. Однако Шорт отказывается понять, кто они такие. Не способен самостоятельно поесть. Теперь Джонатан понимает, почему работа по переписи свалилась на него.

Вернувшись к «Нелли», они обнаруживают, что кто-то взломал один из ящиков с провиантом. Палубные матросы ничего не видели. Грегг выставляет круглосуточную стражу, и остаток дня они спорят о том, что делать дальше.

На закате некоторые из местных жителей собираются для вечерней молитвы, расстилают циновки на спекшейся земле и обращают лицо к Мекке. Гиттенс, стоя у леера, наблюдает за развалинами церкви.

— Похоже, миссионерам тут мало что удалось сделать, а?

Когда солнце садится, с воды поднимаются тучи москитов, и сразу становится ясно, кто на самом деле управляет этим округом. Каждая английская голова окружена насекомыми, будто крохотные апачи атакуют повозки колонистов. Они садятся на оголенные руки и заползают под шорты и рубашки. В поисках спасения Джонатан тащится к церкви и отсиживается там с Шортом, который что-то мычит со своей раскладушки. Когда он становится достаточно вменяемым для того, чтобы поддержать беседу, смысла в ней немного. «Знаешь что? — снова и снова говорит он. — Я два года не видел белой женщины. Что ты на это скажешь, Джонни?»

На «стоянке Шорта» они проводят две скверные недели. Оборванные люди ходят за ними повсюду, клянча еду и деньги. Попытка нанять носильщиков едва не вызывает мятеж: сотни мужчин устраивают свалку вокруг исправного грузовика финнов; машину они используют как трибуну. Попавший в ловушку Джонатан цепляется за борта и безуспешно пытается не паниковать.

Каждый вечер налетает гнус, принося с собой час адских мук. Спастись можно только у дымящего костра. По ночам финны ставят на граммофоне оркестровую музыку и палят не глядя в любого, кто подойдет слишком близко к грузовикам. Несмотря на их бдительность, на женщинах видны ножные браслеты, сделанные из медной витой пары, а у детей к запястьям привязаны медные амулеты.

Джонатан присматривает за Шортом. Когда сознание больного немного проясняется, Джонатану удается объяснить, что он ученый и направляется в Фоцеландию. «Дерьмово там» — вот все, что говорит Шорт и снопа уплывает к Джонни Уокеру и достижениям крикетной команды графства Кент, которыми он очень озабочен. Шорт умирает, но сидеть с ним спокойно. Джонатану хуже, когда он оказывается один на палубе «Нелли» и береговая линия рябит от перемещающихся с места на место африканцев. К тому времени, как два часа на посту истекают, он потерян — точнее, растворен в темноте. Мир лишен точек опоры, и Джонатан всерьез сомневается в том, кто он, где и почему. Кто бы ни пришел Джонатану на смену, слышит его стоны, видит его дикие глаза и то, как он стискивает ружье. Но товарищи достаточно вежливы для того, чтобы выносить этот вопрос на обсуждение.

Наконец кому-то удается доставить сообщение местному эмиру. Джонатан полудремлет на территории церкви. Вдруг издалека доносятся трубные звуки, возвещающие о прибытии Эль-Хадж Идрис Абд’Аллахи, который, будучи слугой Господа, является также наследственным правителем на всех равнинах к северу и востоку от реки — на расстоянии десяти дней конного пути.

Свита эмира впечатляет. За верховыми в темно-синем эскорт из охранников, одетых в кольчуги. Они окружают эмира и его придворных, блистающих бело-золотыми нарядами. Профессор, в отсутствие Шорта представляющий как самого себя, так и правительство Ее Величества, уже организовал пиршество. По завершении приветствий и официальных представлений антропологи и знать приступают к трапезе. На стол подано жареное мясо козы и британские консервы. Особым успехом пользуются персики в сиропе. Вручаются подарки (те же консервированные персики, чайный сервиз и зонтик). Обмен комплиментами. Когда стороны приступают к делу, полночь остается далеко позади.

Несмотря на персики, эмир одержим духом противоречия. Нет, говорит он, вы не поедете в Фоцеландию. Профессор настаивает: мы поедем. Не поедете. Эмира ревностно поддерживают советники. Фоце — грязные люди. Они неверные, их женщины — проститутки. И все же, заявляет профессор, мы хотим туда поехать и готовы заплатить за это. Не ездите, уже совсем мирно говорит эмир. Там засуха. От женщин-фоце у вас будут воспаления кожи и срамных мест, потому что их мужчины ложатся со скотом. И все же, говорит профессор.

Эмир хочет, чтобы ему заплатили в международной валюте. Сумма, которую предлагает профессор, неприемлема. Даже будучи удвоенной, она по-прежнему неприемлема. Переговоры идут всю ночь. Костер догорел, остались угли, и серый свет утра уже очерчивает силуэты спящих. Вдруг Гиттенс нечаянно сдвигает дело с мертвой точки, закурив сигарету. Эмир намекает на то, что серебряный портсигар Гиттенса ему нравится. Гиттенс хнычет: это подарок матери! Ради науки, говорит профессор.

Заполучив портсигар в свою собственность, эмир соглашается на то, чтобы Юсеф, один из его десятников, провел отряд в Фоцеландию. Эмир соглашается также продать отряду несколько верблюдов по сходной цене. Это значит, что Юсефу придется нанять примерно восемьдесят носильщиков. К профессору приставляют слугу, еще один мужчина нанимается главным поваром. Напоследок решено, что караван будут охранять братья Юсефа. В конце недели, оставив финнов сидеть на грузовиках, а Шорта — в кровати с пьяной фляжкой и несколькими банками фасоли, экспедиция отправляется к цели своего маршрута. Профессор Чэпел опасно раскачивается на верблюде посреди беспорядочно растянувшейся колонны.