Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Теофил Лапинский

4 орудиями двинулись в поход и в 5 часов утра наш авангард встретился с форпостами Станкевича. Вскоре после этого явился он сам и доложил, что в 9 часов вечера его отряд пришел на Баканскую дорогу, но уже не застал там никакого неприятеля, а жители сообщили ему, что они видели неприятеля, поспешно двигавшегося по направлению к Адагуму. Отступление противника должно было быть очень торопливым, потому что во время нашего марша мы нашли несколько сотен голов рогатого скота, овец и коз, убитых или раненых ударами штыков и валявшихся на дороге.

Корпус Станкевича оказался гораздо сильнее, чем я ожидал: 14-го вечером мехкеме Шипс и Абин прислали подкрепление в составе 200 всадников и 600 человек пехоты. 15-го утром приехали 460 всадников из Шапсугии. Станкевич оставил против Адагума только 1 орудие с 600 воинами и направился с 2600 человек и 3 орудиями на Суджук. В 11 часов утра он атаковал сторожившую верхнюю дорогу колонну и преследовал ее до крепости. Перед Суджуком к нему присоединились еще 200 всадников и 500 человек пехоты, которых Гафус-эфенди призвал в Пшат-мехкеме. Таким образом, в момент нашего соединения мы располагали силами приблизительно в 6000 человек с 7 орудиями. Если бы такие силы объединились на каком-нибудь пункте три дня тому назад, то русские не могли бы и думать о том, чтобы предпринять набег против Натухая. Преследовать врага мы не стали, потому что русские, без сомнения, пришли уже в свой укрепленный лагерь на Адагуме. 1000 всадников, имевших лучших лошадей, и 3 орудия были назначены идти на Адагум и наблюдать за неприятелем; остальной корпус с 4 орудиями должен был разместиться как можно лучше в ближайших трех юнэ-из и не расходиться, так как неприятель, вполне вероятно, мог снова сделать вылазку. Бедные люди действительно находились в очень печальном состоянии; конница, состоявшая из зажиточных, была почти вся хорошо одета, но пехота находилась в самом жалком виде. При холоде 10–12 градусов большинство было едва одето, а очень многие были босиком. В продолжение нескольких дней каждый съел столько, что этого едва ли хватило бы, чтобы наесться досыта один раз, и почти постоянно все были на ногах. Мои солдаты, которые были лучше одеты и сравнительно больше ели, выглядели смертельно усталыми, хотя они и не были особенно изнеженными; в то же время эти страдающие от голода и холода орды горцев повсюду, где они только могли разложить костер и немного согреться, весело прыгали вокруг и пели свои военные песни [101].

По данному позволению все рассеялись с молниеносной быстротой по квартирам и взяли с собой валявшийся на дороге убитый русскими скот. Я отдыхал до 11 часов, после чего с конницей и тремя орудиями направился к Адагуму. При остальных орудиях я оставил капитана Станкевича. Фарис-бей и Хаджи-Яхья также остались там, чтобы не дать разойтись расквартированным воинам. Утром мы получили из Коркуя известие, что оперировавшие на равнине русские отряды, большей частью состоявшие из конницы, причинили очень мало вреда и вчера вечером вернулись в свои крепости. В 2 часа мы появились перед русским лагерем и соединились со стоявшим там нашим сторожевым постом. Неприятель, по сообщению наших дозорных, еще в полночь пришел в свой лагерь. Одно орудие под прикрытием 300 человек было оставлено на форпостах, а мы расположились на квартирах по речкам Шипс и Шапсогур.

Казалось, что враг был готов к отступлению, и действительно, наше сторожевое орудие 18-го утром сигнализировало двумя выстрелами его обратное движение. Он перешел через мост у Хатокая и затем пошел дальше на зимние квартиры в Черноморье. Наша почти целиком состоящая из конницы армия была быстро сосредоточена. Мы не могли оказать серьезного противодействия неприятелю в его продвижении от Адагумской крепости на Хатокай через широкую безлесную степь, поэтому удовлетворились тем, что преследовали его и время от времени давали орудийные залпы, на которые, однако, противник всегда отвечал так щедро, что мы не могли часто прибегать к этому. В крепости Адагум в качестве гарнизона остались кроме артиллерии и двух сотен казаков еще три батальона пехоты.

Сбор наших воинов больше не имел смысла, поэтому они были распущены по домам. Каждое мехкеме держало дозор при крепости, находящейся на территории. Четыре орудия под командой капитана Станкевича разместились в своих зимних квартирах в Натухае, остальные под начальством лейтенанта Конарцевского возвратились на свои квартиры в Абин.

Глава восемнадцатая

Последствия русского набега. – Загадочный выстрел. – Неудачная попытка арестовать князя Сефера. – Мне угрожает опасность в доме Сефера. – Окончательный разрыв. – Устройство Шапсугии. – Антхыр. – Я схожусь с Мохамед-Эмином. – Наше первое совещание. – Возвращение в Шапсугию. – Вторжение русских. – Сражение на реке Бакан. – Народный совет. – Временное оставление Натухая. – Положение дел в Абадзехии. – Сражение при Шавготче. – Письмо от Шамиля. – Планы.

Четырехдневный русский набег тяжко отразился на жителях Натухая. Неприятель сжег около 400 дворов, уничтожил много зерна и сена, взял в плен 137 человек, главным образом женщин и детей, кроме того, увел или убил около 300 голов рогатого скота и 2000 овец и коз.

Абазы, кроме того, имели 143 убитых и большое число раненых [102]. Русские оставили в руках абазов 67 убитых и 81 пленного, последние большей частью были раненые. Насчитывалось также 16 перебежчиков, но не подлежит ни малейшему сомнению, что потери неприятеля должны были достигать нескольких сотен убитых.

Несмотря на эти потери, которые для немногочисленных и находящихся в вечной войне горцев должны были быть очень значительными и чувствительными, воинственный дух натухайцев поднялся очень высоко; вместо прежних предложений о перемирии и сношениях с русскими наступила жажда мщения и войны. Артиллерия снова в воображении абазов возвысилась до небес, и мы завоевали себе право не испытывать голода зимой. Это тоже было счастьем, потому что князья Зан-оглы так хорошо хозяйничали, что я получал от них чрезвычайно мало. Сына князя Сефера я не видел уже в течение двух месяцев.

Я ждал терпеливо и доверчиво помощи с Запада. День ото дня мы становились слабее, 24 человека были вырваны из наших рядов сражениями и болезнями, и мой отряд был доведен до 96 человек. Запас пороха все уменьшался, обмундирование становилось все хуже. И никакого оружия! Такова была ситуация, когда один случай привел к тому, что давно подготовлявшаяся катастрофа между мной и Сефер-пашой наконец разразилась.

В ночь с 19-го на 20 декабря я остановился у Пшимаф Омера, одного уорка на реке Шипс. Был мой 31-й год рождения.

У