Бледный всадник - Бернард Корнуэлл

— Но вы-то воины, — ответил Пирлиг. — Все вы! Ты воин, Утред! Ты прекрасно умеешь сражаться. Ты можешь вдохновить людей, повести их за собой и разбить врагов. И Бог на вашей стороне. А если на твоей стороне сам Бог, то кто может тебя победить, а? Ты хочешь получить знак свыше?

— Очень хочу, — признался я.

— Тогда смотри! — показал он вниз, в долину Вилига.

Я повернул лошадь — и там, под полуденным солнцем, увидел настоящее чудо.

Там шли люди. Сотни людей. Они двигались с востока и юга, людские потоки текли вниз по холмам: то был саксонский фирд, подданные, явившиеся под знамена своего короля с востока, чтобы спасти страну.

— Теперь на одного воина приходятся всего два крестьянина, — радостно провозгласил Пирлиг.

— И все равно мы в дерьме по самые задницы, — угрюмо сказал Леофрик.

Но теперь мы были уже не одни.

Собирался фирд.

Люди в основном являлись крупными отрядами под предводительством своих танов, кое-кто приходил маленькими группами, но все вместе они сливались в армию. Арнульф, олдермен Суз Сеакса, привел около четырехсот человек и извинялся, что не смог привести больше — у его берегов появились датские корабли, и ему пришлось оставить часть фирда, чтобы защищать побережье.

Вульфер велел жителям Вилтунскира присоединиться к армии Гутрума, но тамошний шериф, угрюмый человек по имени Осрик, прочесал южную часть графства, и больше восьмисот человек, не обратив внимания на призыв олдермена, пришли вместо этого к Альфреду. Немало народу прибыло из отдаленных уголков Суморсэта, чтобы влиться в фирд Виглафа, насчитывающий теперь тысячу человек, и многие пришли из Хамптонскира, в том числе гарнизон Бургварда, в котором были Эадрик и Кенвульф, члены экипажа «Хеахенгеля». Оба дружески обняли меня. С ними был и отец Виллибальд, возбужденный и явно нервничающий.

Почти все явились пешком, усталые и голодные, в разваливающейся обуви, но с мечами, топорами, копьями и щитами. После полудня в долине Вилига собралось около трех тысяч человек, и, когда я ехал к далеким холмам, где предположительно видел разведчиков датчан, люди всё прибывали и прибывали.

Альфред отправил меня в холмы на разведку, и в последний момент отец Пирлиг вызвался меня сопровождать. Альфреда это, казалось, удивило, он мгновение размышлял, потом кивнул, давая свое позволение.

— Только смотри приведи Утреда домой в целости и сохранности, святой отец, — натянуто проговорил он.

Я молчал, пока мы ехали через все увеличивающийся лагерь, но вскоре остались одни, и тогда, хмуро посмотрев на Пирлига, я заявил:

— Вы все это подстроили.

— Ты про что?

— Про то, что ты якобы в последний момент решил отправиться со мной. У Альфреда уже была наготове твоя оседланная лошадь! Ну же, признавайся, чего он хочет?

— Ясно чего, — ухмыльнулся Пирлиг. — Альфред хочет, чтобы я уговорил тебя принять христианство. Король питает огромную веру в мое красноречие.

— Я и так христианин, — ответил я.

— Да неужели?

— Я был крещен, причем дважды, так уж вышло.

— Дважды! Да ты у нас почти святой, а? И как же это получилось, что тебя крестили дважды?

— В детстве мне сменили имя, и моя мачеха подумала, что Небеса не узнают меня под старым именем.

— Итак, — засмеялся он, — в первый раз из тебя вымыли дьявола и влили его обратно при втором крещении?

Я ничего не ответил, и некоторое время Пирлиг ехал молча.

— Альфред желает, чтобы я сделал из тебя хорошего христианина, — наконец сказал он. — Потому что он хочет получить Божье благословение.

— Никак король боится, что Бог проклянет нас, раз я дерусь на его стороне?

— Пойми, Утред, — покачал головой Пирлиг, — наши враги датчане — язычники. Если они победят, то и Христос потерпит поражение. Это не просто война из-за земли, это война из-за Бога. А Альфред, бедняга, — слуга Иисуса, поэтому он сделает все, что угодно, ради своего господина. В том числе попытается превратить тебя в образец благочестия и христианского смирения. Если он сможет поставить на колени тебя, тогда ему будет легко заставить пресмыкаться и датчан.

Я засмеялся. Пирлиг как раз и хотел меня рассмешить.

— Если это так нужно Альфреду, то скажи ему, что я добрый христианин, — разрешил я.

— Я в любом случае собираюсь ему это сказать, — ответил Пирлиг, — просто чтобы подбодрить его, но, по правде говоря, я и сам очень хотел поехать с тобой.

— Почему?

— Потому что скучаю по такой жизни. Господи, как я по ней скучаю! Мне нравилось быть воином. Вот это жизнь! Убивай, делай женщин вдовами, пугай детей! А за все отвечает командир! И скажу тебе, я всегда был прекрасным разведчиком. Мы видели, как вы, саксы, топаете мимо, как свиньи, а вы никогда нас не замечали, пока мы следили за вами исподтишка. Не беспокойся, Утред, я вовсе не собираюсь уговаривать тебя стать христианином, чего бы там ни хотел король.

Нашей задачей было найти датчан, если они находились где-то поблизости. Альфред явился в долину Вилига, собираясь помешать любому продвижению Гутрума в сердце Уэссекса, но все-таки боялся, что датчане воспротивятся искушению уничтожить его маленькую армию и вместо этого обойдут нас, чтобы завоевать юг страны. Это поставило бы нас в трудное положение, в окружении датских гарнизонов.

Этой неопределенностью и объяснялось стремление Альфреда как можно скорее получить известия о врагах, поэтому Пирлиг и я ехали по долине на северо-восток, пока не очутились там, где река поменьше текла на юг, чтобы влиться в Вилиг. Мы поехали по ее берегу, мимо большой деревни, сожженной дотла. Речушка протекала по плодородным землям, но нигде не было видно ни коров, ни овец, а поля остались невозделанными и густо поросли сорняками.

Мы ехали медленно, потому что лошади устали. Теперь наша армия осталась уже далеко на юге. Солнце опустилось низко, хотя было начало мая и дни становились длиннее.

В воде резвилась форель. Один раз мы остановились, услышав какое-то шуршание, но это оказалась всего лишь пара детенышей выдры, которые пробирались к реке через корни ивы. В терновнике гнездились голуби, славки кричали с того берега реки, где-то прерывисто барабанил дятел. Повернув прочь от реки, мы некоторое время ехали молча, пока не оказались в заброшенном саду, где среди розовых цветков кричали вертишейки.

Пирлиг придержал свою лошадь и указал на грязную проплешину на траве — там я увидел отпечатки копыт, присыпанные опавшими лепестками. Отпечатки были свежими, и их было много.