Сонные глазки и пижама в лягушечку - Том Роббинс

Сегодня утром будет «Ван… Гоооооог».

Объехав вокруг боулинга, вы паркуетесь на задворках, у западной стены здания, куда выходят узкие полуподвальные окошки Ураганова вигвама.

– Соберись, Андрэ. Потерпи минутку. Сейчас ты здорово повеселишься, однако мне надо приготовиться.

Макака буквально трепещет, предвкушая то ли очередное ограбление, то ли долгожданные гостинцы.

Ножом для бумаги вы вырезаете из плакатной картонки прямоугольник пятнадцать на одиннадцать дюймов. И начинаете работать черным фломастером. Вас никогда не учили живописи, но ваш брат работает профессиональным скульптором в Сан-Франциско, а мать при помощи рапидографа иллюстрировала свои поэмы изображениями искалеченных единорогов и могильных плит, так что искусство быстрого рисунка заложено в вас генетически. Разумеется, для данного случая сойдет даже грубейшее подобие, общие черты, чтобы маленький вор знал, что брать; тем не менее вы напрягаете память – ибо видели картину только раз, да и то мельком, – пытаясь правильно расположить фигуры.

Затушевав шедевр при помощи пальца и плевка, вы с гордостью констатируете, что верно уловили то грубое достоинство, которым Ван Гог наделил своих крестьян. Конечно, восприятие зависит от освещения, вернее, от его отсутствия: небо уже мерцает черникой и настурцией – цветами божьего линолеума, – но этого еще мало, чтобы оценить качество репродукции.

– Вот держи, малыш. И давай побыстрее, ладно? – Вы подводите Андрэ к окнам Урагана и показываете ему сначала эскимо, а потом картину. – Вот что нужно тетушке Гвен! Это большая штуковина, в защечные мешки не влезет, но ты что-нибудь придумаешь. И конечно, я доплачу за спешку. Так что торопись! Express, понимаешь? Давай, вперед!

Окно Урагана, разумеется, заперто изнутри, однако Андрэ считается экспертом по взлому, обезьяньим гением преступного мира! Вы верите в него всем сердцем. Эта вера, впрочем, подвергается серьезному испытанию, когда макака, повозившись с оконной рамой, ложится на траву и начинает жалобно скулить. О боже!

Вы могли бы выбить стекло – например, при помощи колесной цепи. Но хочется создать впечатление, что картину украли свои. Когда Ураган вернется из аэропорта и обнаружит пропажу, у него и у следователей не будет других вариантов, кроме как обвинить Ларри Даймонда. Через несколько дней обман, конечно, разъяснится, и никто не пострадает, зато у вас будет время надежно замести следы.

Таков первоначальный план. Сейчас отчаяние разбухает, и вы оглядываетесь в поисках предмета, которым можно вышибить окно. Вот он! В кустах поблескивает округлый объект. Шар для боулинга! Да уж… Какой-нибудь грубый гоблин из низов, должно быть, набрал слишком мало очков и вышвырнул шар на улицу в пароксизме пролетарского гнева. Вы поднимаете его. Фу! Какой-то липкий. И гораздо тяжелее, чем вы думали. Вы впервые в жизни держите в руках эту «луну, спутник Милуоки». Кажется, от одного прикосновения к ней страдает достоинство и понижается коэффициент интеллектуальности. Держа шар на отлете, вы подступаете к окну.

И тут обезьяна, словно осененная внезапной идеей, вскакивает на ноги и начинает карабкаться по водосточной трубе. Наверное, лезет на крышу, чтобы найти вентиляционную шахту. Замечательно! Чудесно! Давно бы так. Вы с самого начала знали, что можете рассчитывать на эту волосатую грозу Кот д'Азура! С отвращением отбросив шар, вы растираете растянутую шею и возвращаетесь к машине, чтобы приступить к выматывающему нервы ожиданию.

На часах пять сорок четыре. Маловероятно, что проводы в аэропорту были долгими и душевными, а значит, Ураган появится с минуты на минуту. Чтобы утихомирить эмоциональную качку и удержаться от дальнейшего выгрызания того, что осталось от ногтей, вы начинаете разглядывать авиабилеты – новые, приобретенные в кассе обмена.

Сиэтл – Нью-Йорк. Замечательно. Вылет через два часа.

Нью-Йорк – Амстердам. Отлично. Если голландский индустриалист предлагал за Ван Гога два миллиона с мелочью, то его коллеги должны отвалить по крайней мере половину. Придется слегка разнюхать рынок, применить пресловутые биржевые навыки… Вы отвели себе неделю. Далее.

Амстердам – Манила. Идеально. Бабушка Мати с радостью примет вас под крыло. Даже если вы где-то засветитесь и полиция нападет на след – все равно между Америкой и Филиппинами нет соглашения о выдаче преступников. А на родине возможности поистине безграничны. В последнем письме бабушка Мати рассказывала, что молодые амбициозные политики пытаются заполнить вакуум власти в правительстве страны. Молодая хорошо образованная филиппинка с деньгами (бабушка уверена, что вы богаты), утонченная, с эффектной внешностью (англосаксонский нос – мелкий недостаток, с которым соотечественникам придется смириться) имеет все шансы приятно оживить политическую гонку и даже – чем черт не шутит – первой прийти к финишу. При удачном раскладе, писала бабушка, вы можете стать новой Имельдой Маркос.

Лично вы предпочли бы стать новой Гвендолин Мати, однако «новая Имельда Маркос» тоже неплохо.

О великий боже, влезший на Марию!

Андрэ вернулся. Вы не слышали его шагов, не видели, откуда он появился – окно Урагана по-прежнему закрыто, – однако вот он: сидит, свесив ножки, на широком бампере, который опоясан вокруг «порше», как лакричный кнут вокруг страусиного яйца. Сначала вы думаете, что мохнатый вор провалил миссию. Но тут он спрыгивает с бампера и начинает кружиться в судорожном победном танце – и ваше сердце радостно заходится.

Впрочем, подождите минутку! Эта штука, которую он вертит над головой, словно кубок Уимблдона… Слишком мала для картины Ван Гога!

Слишком, слишком мала! По размеру она скорее напоминает карту Таро.

Андрэ, тупая скотина!

Вы выскакиваете из машины. Обезьяна вручает вам добычу и тянется за лакомой наградой. Вы отталкиваете волосатую лапу:

– Что за…

Это и есть карта Таро. Одна из тех увеличенных карт, которые гадатели используют в особых случаях.

Вы переворачиваете ее. А что еще остается делать? И даже не удивляетесь, что это Дурак.

Странно другое: на карте что-то написано. Несколько слов в правом верхнем углу, поверх безразлично-снисходительного солнца, поверх невинной белой розы и непроницаемого узелка, в котором терпеливо ждут своего часа вещи, необходимые Дураку для решающего прыжка в бурливый океан неизвестности.

В бледном мареве рассвета, да еще с вашим зрением, надпись трудно разобрать. Тем не менее вы щуритесь и всматриваетесь изо всех сил – слова, как ни удивительно, написаны характерным почерком Кью-Джо, ее любимыми серебристыми чернилам.

Буквы приходят в фокус… Надпись гласит:

«Увидимся в Тимбукту!»